и второй этажи разбиты на комнаты, которые окружают очаг, поэтому двери и окна прорезаны не там, где надо. Воздух не циркулирует; застойному воздуху некуда деться. Но у строителей дома Уикоффов хватило денег и здравого смысла, чтобы построить камины по всему дому; поэтому центр дома – большой высокий зал. Он вдыхает и выдыхает. Мне сказала сама мисс Уикофф, что на ее памяти здесь ни у кого не бывало простуды – обыкновенной Всенародной Американской простуды! Он построен в тысяча восемьсот семьдесят первом году итальянским архитектором, который подобрал группу декораторов, живописцев и камнерезов. Флора, это чудо покоя и безмятежности – здоровые легкие и здоровое сердце!
– Как я его распишу! Увидите!
– Но это не все. Вы любите музыку, Флора?
– Музыку обожаю – всякую музыку, кроме этих ужасных зануд Баха и Бетховена. И этого еще – Моцетти.
– А этот чем не угодил?
– Моцетти? У него в голове только один мотив, и он сует и сует его повсюду.
Я отер лоб.
– Ну, я вам говорил, как Падеревского до слез восхитила совершенная акустика большого зала. Потом он спросил Уикоффов, не нарушит ли он покоя семьи, если останется на час после ухода гостей, чтобы поиграть в одиночестве. А леди Нелли Мелба после того, как спела там, уговорила Томаса Альву Эдисона приехать в Ньюпорт и лично записать ее на валики в этом зале. «Последняя летняя роза» держала рекорд тиража, пока не появился Карузо. Мадам Шуман-Хайнк пела в этом зале «Четки» и бисировала три раза. Все рыдали, как дети. Вашу первую статью можно назвать «Дом идеального здоровья»; вторую статью можете назвать «Дом божественной музыки». Ньюпорт будет обожать вас.
– Тедди, все эти фамилии у вас записаны?
– Но третья статья – самая лучшая. Много лет назад в этом городе жила своего рода святая. Она никогда не принадлежала к монашескому ордену, потому что не умела читать и писать. Она была только послушницей, но рабочий люд звал ее «сестра Коломба». Все дни и ночи она проводила с больными, престарелыми и умирающими. Она успокаивала тех, кто метался в жару, она сидела с теми, кто страдал самыми заразными болезнями, и ни разу ничем не заразилась. У маленького мальчика в доме Уикоффов был дифтерит. Она ухаживала за ним много дней, и он выздоровел – все считали, что чудом. Она жила в комнатке возле зала, напротив мальчика. Перед своей кончиной – в очень преклонном возрасте – она попросила, чтобы ей позволили умереть в ее бывшей комнате. Я вам говорил за обедом, что целые толпы безмолвно стоят на коленях перед воротами этого дома – перед комнатой сестры Коломбы.
Растроганная Флора взяла меня за руку.
– У меня будут ангельские голоса, чуть слышные верующим в полночь. У меня будет благоухание... Бельвью авеню... Как ее звали в миру?
– Мэри Коломба О’Флаерти.
– Погодите, вы увидите, как я это сделаю! Боже мой! Без четверти час – сейчас пожалуют гости к обеду. Дайте мне заметки. Сяду за них немедл
