Может ли он стать нашей национальной идеей? Подойдет, может, но только в одном случае: если государствообразующая нация – русские, создавшие великую Россию, – будет сокращена до минимума и загнана в «русскую резервацию». Уже идут на Западе и в Америке людоедские споры – сколько оставить русских в России: двадцать миллионов? сорок?
Учитывая, что в Российской Федерации пока еще подавляющее большинство населения составляют русские, наша национальная идея не может быть оторвана от исторического бытия русского народа. Она немыслима вне и без русской нации. Такова суть нашей истории. Очевидно, этой идеи у России нет по сей день потому, что ее просто рубят под корень, смертельно боясь не какого-то несуществующего «великодержавного шовинизма» или провокационно вымышленного «русского фашизма», а подлинного государственного возрождения великой и могучей России.
…Как часто, приняв снотворное, чтобы не мучиться бессонницей, я засыпаю в мучительно-тревожном сне, и мне снится, и мне чудится, что я слышу стальную державную поступь неустрашимых легионов русских витязей, которые наводят порядок на оскверненной, пропитанной кровью, ограбленной русской земле. Я так зримо вижу небесный бой светоносных былинно-могучих облаков, разбивающих в прах черные тучи мирового зла.
Размышляя над историей тех лет, в который раз задавая себе вопрос, как все это могло случиться, я перехожу к основной для меня теме этой главы: как доблестное русское офицерство, изменив воинской присяге, не спасло Николая II, который, видя кругом трусость, измену, обман, отрекся от престола, во имя внушенной ему идеи о необходимости этого шага для блага России. Будучи по убеждению монархистом, я не смею давать оценку воле и поступкам Государя. Но как историк и гражданин, вместе со всеми признаю, что этот страшный факт был началом конца России и во многом предопределил трагедию наших дней.
Изучая на протяжении многих лет документы и свидетельства очевидцев тех лет, я прослеживал «анатомию» государственной измены, поражаясь, что вожди Белого движения, в большинстве своем сторонники демократической республики или, на худой конец, конституционной монархии, не поддерживали ту часть нашего офицерства, которая исповедовала монархизм. После разгрома, оказавшись в эмиграции, именно эта часть явилась создателем монархических союзов, благоговейно верящим в то, что только монархия спасет Россию, что они вернутся победителями на освобожденную от коминтерна Родину. Как жаль, что организаторы Белого движения не сумели создать новую национальную идеологию для борьбы с большевизмом, ограничившись аморфным политико-географическим лозунгом: «За великую, единую и неделимую Россию»…
Помню, как в начале 60-х годов я и Нина по настоятельному приглашению писателя Владимира Солоухина приехали в его родную деревню Алепино. Пробыв у него несколько дней, налюбовавшись красотами древних владимирских соборов и храма Покрова на Нерли, мы подъехали
