отбывания непомерно большого срока в советской тюрьме ему разрешили проживать в однокомнатной квартире на первом этаже на окраине древнего русского города Владимира. Был он высок, строен, седовлас. Помню, как дети, завидев его на улице, кричали: «Академик Павлов идет!» И действительно, Шульгин был чем-то похож на знаменитого академика: белоснежная короткая борода, дворянское благородство осанки поражали всех, кто видел этого старика. По вечерам он играл на скрипке или рассказывал детям во дворе своего дома сочиненные им самим сказки.
Бывая у Шульгина во Владимире на улице Фейгина, дом 1, квартира 1, я познакомился с молодым человеком, который был соседом Шульгина и жил тоже на первом этаже в следующей «парадной». Его лицо запомнилось мне своей выразительностью. В нем сразу угадывалась дворянская кровь и талантливость души. Звали его Николай Коншин. Его очень любил Шульгин и встречался с ним едва ли не каждый день.
Василий Витальевич был особенно одинок после смерти жены, Марии Дмитриевны, приехавшей к нему из Венгрии в дом престарелых в Гороховце, куда его поместили после Владимирской тюрьмы. Она поначалу ютилась в общей комнате этого дома, и воссоединились они под одной крышей только в 1960 году, когда Шульгину как реабилитированному дали однокомнатную квартиру.
Напомню, что Шульгина арестовали в 1944 году в Сербии и отвезли в Москву, где ему как врагу народа дали срок – 25 лет тюрьмы.
Коншин поразил меня тем, что ходил в длинной белогвардейской шинели, купленной им у какой-то старушки за 10 рублей. Коля мечтал стать актером. Он рассказал мне, что до революции его прадеду принадлежали не только ткацкие фабрики в Серпухове, но и три дома в Москве, которые сохранились по сей день. В одном из них находится посольство Японии, во втором – Дом журналистов, а на третьем – роскошном особняке на Пречистенке – красуется надпись «Дом ученых». Помню, как Коля со своей очаровательной улыбкой, позируя мне для Ивана Карамазова, рассказал, что, когда он в поисках заработка случайно увидел объявление, что Дому ученых требуется дворник, пришел в отдел кадров и заполнил анкету. «И вот здесь, Илья Сергеевич, я допустил роковую ошибку. Меня спросили: вы не родственник прежнего домовладельца Коншина? А я по своей наивности отвечаю им: ну как же, это мой прадед! Они говорят: ну, знаете, мы не хотим нарываться на неприятности – у нас полно иностранцев бывает, и вот вам дворник Коншин, родственник буржуя! И, естественно, на работу не взяли».
Коля рассказал, что к Шульгину часто приезжают любопытствующие ученые, писатели, даже Солженицын побывал. И почему-то многие спрашивают его: масон он или нет? «Ну, и что Василий Витальевич отвечает?» – рисуя наследника рода Коншиных, поинтересовался я. «Должен вам сказать, Илья Сергеевич, что он всегда уходил от прямого ответа, не говорил ни «да», ни «нет». Шульгин рассказывал мне, что однажды его посетил таинственный еврейский старец, сообщивший, что за его позицию в деле Бейлиса во всех синагогах мира в определенный день и час вознесут в честь господина Шульгина благодарственную молитву. Василий Витальевич говорил мне, что он ощутил некую мистическую
