вполне устраивал человек, компенсировавший недостаток умственных способностей тем, что, этот человек, по свидетельству Вячеслава Рудольфовича Менжинского, «не был никогда расслабленно-человечен».
Владимир Ильич и сам не страдал расслабленной человечностью…
«Я не встречал, не знаю человека, который с такой глубиной и силой, как Ленин, чувствовал бы ненависть, отвращение и презрение к несчастиям, горю, страданию людей», – вспоминал А.М. Горький[24].
Может быть, поэтому и ценил так Владимир Ильич патологическую, не желающую знать никаких ограничений законами или моральными нормами русофобскую жестокость Дзержинского.
Ленин, как говорил А.М. Горький, обладал «воинствующим оптимизмом материалиста» и всегда поддерживал Феликса Эдмундовича, хотя при удобном случае не упускал возможности поставить его на место.
Известен эпизод, который произойдет на заседании Совнаркома, когда уже вовсю будет бушевать красный террор. Дзержинский, как это было принято у него, пришел на заседание в грязных сапогах, в измятой гимнастерке…
У него, как утверждают современники, уже выработалась тогда неприятная манера смотреть – он как бы «забывал» свой взгляд на каком-нибудь человеке. Сидел и не сводил с человека стеклянных с расширенными зрачками глаз.
На том заседании Совнаркома обсуждался вопрос о снабжении продовольствием железнодорожников. Феликс Эдмундович заскучал и по растерянности «позабыл» взгляд своих стеклянных глаз на Владимире Ильиче.
Ленину это не понравилось. Дзержинский вообще после 30 августа сильно разонравился Ильичу.
Прищурившись, он чиркнул на листке: «Сколько, тов. Дзержинский, у нас в тюрьмах злостных контрреволюционеров?»
Заложников тогда числилось по Москве 150 человек… Дзержинский эту цифру и написал на ленинской записочке, но, поймав на себе немигающий ленинский взгляд, засуетился, растерялся и дрожащей рукой дописал еще нолик. Получилось 1500 – цифра вполне внушительная.
От Ленина, разумеется, заминка Феликса Эдмундовича не укрылась.
Он все понял. Лукаво усмехнулся и, нарисовав возле цифры крест, перекинул записку назад. Сделано это было с чисто воспитательной целью – нечего врать главе государства.
Дзержинский посмотрел на крест возле цифры «1500», и на щеках его заходили желваки. Однако польский гонор заиграл в нем, и оправдываться Феликс Эдмундович не стал. Кивнув, он спрятал записку в карман, а потом встал и, ни на кого не глядя, вышел.
В.И. Ленин не стал торопить событий. Поставить начальника ВЧК на место можно было и на следующем заседании Совнаркома.
Каково же было удивление Ленина, когда он узнал, что ночью чекисты арестовали недостающих 1350 человек и всех, вместе с уже сидящими заложниками, расстреляли.
История эта стала известна членам Совнаркома.
– Произошло недоразумение, – говорила Л.А. Фотиева. – Владимир
