твой Бог, обугленный и ветхий.Ещё твой бок прилеплен к парапету.
Ещё твой блок качается по ветру.
Ещё твой плуг лущит щепу болот.
Ещё твой плут плетёт плетень тенёт.
Ещё в дупле сидит твой огурец —
Блажен и весел нежный огурец.
Ещё ползёт по телу мягких мыслей
Мясистый клоп, подвижностью напыщен.
Ещё твой клоп в твой маленький уют —
Чарующевлекущий чахлый спрут.
И, как Кааб благого Магомета
Обтянут чёрноугольной парчой,
Твой блик (как бледен блеск кометы)
Ещё затянут паранджой.
Твой лик дымка травы тян-шанской
Колеблет сладостный дурман…
Алёшенька,
а не распить ли нам полбанки?
А завтра уж – всенепременно! – в Ереван.
Поскольку поездка с Хвостом была вторая по счёту, она не была столь беззаботной и гладкой, как первая, так как денег поуменьшилось.
Им приходилось даже подрабатывать с помощью уже упомянутого фотоаппарата “Миг”, который мгновенно выдавал карточки, чем поражал воображение местных жителей. Были переезды на грузовиках и даже на ослах. По пути они покупали книги, бывшие в дефиците в Ленинграде. К концу своего турне стали продавать всё, что можно было продать и даже свой замечательный фотоаппарат, а в самом конце пришлось давать телеграмму друзьям, чтобы те прислали деньги на обратный путь.
Вернулись всё равно героями и счастливцами.
Юрий Сорокин (1938–1999) – человек ярко и многообразно одаренный, но, в отличие от большинства поэтов, не спешивший являть миру свои творения. Отчасти это связано с тридцатилетним стажем тунеядца. Так некогда называли людей, чей труд не регистрировался отделами кадров. Он не вступал в согласие с режимом – пусть даже в качестве абитуриента, рабочего сцены или, скажем, институтского лаборанта. Все началось с исключения из Военме-ха за участие в небезызвестных
обсуждениях эрмитажной выставки Пикассо (1957). Сорокина не раз вызывали на Литейный для допросов по факту выставок, которые он устраивал у себя дома; по делу Иосифа Бродского, с которым он дружил с детства; по трагикомическому следствию о подпольном движении «мудистов» и так далее. Отчасти это вызвано брезгливостью к сомнительной славе. Сорокин снисходительно посмеивался над сверстниками, строившими себе громкие репутации на основании куда менее рискованного прошлого, и сторонился состязания в сертифицированном вольнодумстве.
<…> Летом 1967 г. Анри Волохонский женился на моей сестре и поселился в нашем доме, тут же наполнившимся такими блистательными говорунами, как Алексей Хвостенко, Леонид Ентин, Юрий Сорокин. Вскоре выяснилось, что последний не только словесен, но и мастеровит. Это сблизило нас, и малое время спустя мы приступили к работе, повлекшей многолетнее соавторство. Изделие – металлический сувенир к юбилею генетика Лобашева – получило известность под названием «дрозофила». Образ действий был охарактеризован Волохонским как «суетщательное рукоблудие».
<…> Сорокин принадлежал к редчайшей разновидности
