того берега оно будет как раз наоборот, поменее, чем у нашего даже и сейчас.
Афанасий задумался, а затем возразил:
– Ты, Тимофей, конечно, прав, но не совсем. – Тот непонимающе посмотрел на начальника отряда. – А дело в том, – пояснил он, – что после поворота реки попутный ветер станет для нас, почитай, почти что боковым и наши дощаники уже не смогут тогда идти под парусами, потому как нашим парусам нужен лишь способствующий, то бишь попутный, ветер. – Тот глянул на парус, выгнутый попутным ветром, и согласно кивнул головой. – И придется нам тогда идти вверх по реке, уже отталкиваясь от дна шестами, благо что у берега, слава Богу, не так уж и глубоко. А вот идти против течения на наших немногих веслах будет себе дороже. И главное, в этом случае нам волей-неволей придется снова возвращаться к этому же берегу, чтобы попасть в первый большой правый приток реки, ведущий к волоку на Турухан, которым вы возвращались в Мангазею. – Тот снова согласно кивнул головой. – Но, заметь, преодолевать стремнину придется уже лишь на одних веслах, и потому отнесет она нас назад своим быстрым течением на версту, а то, глядишь, и на все две. А, кроме того, ты ведь говорил, что Таз-река часто разветвляется на протоки, и как нам, спрашивается, в этом случае перейти на противоположный берег? А посему нам надо держаться именно этого берега, чтобы не пропустить этот самый нужный приток, а затем не плутать по реке туда-сюда в поисках его.
Тот удовлетворенно глянул на него:
– Теперь-то я окончательно уверился в том, что наш отряд, несмотря ни на что, благополучно доберется до Турухана.
– Это почему же? – заинтересованно спросил Афанасий.
– Да потому, что у тебя, Савельич, голова-то светлая!
Ивашка, молодой казачок, старавшийся все время находиться поближе к начальнику отряда, восторженно посмотрел на него.
Тот же скептически усмехнулся:
– И на том, Тимофей, спасибо… – А затем поинтересовался: – А как, кстати, называется этот самый приток, ведущий к волоку?
Проводник смутился:
– Честно говоря, не знаю, Савельич. Ведь когда мы спускались от волока по нему к Тазу-реке, то не встретили на его берегах ни одного чума самоедов.
– Худосеем прозывается эта речка, – пояснил молчавший до сих пор толмач.
– Откуда же знаешь, Ябко? – с некоторым недоверием спросил Афанасий.
– Когда мы уже давно, когда я еще был мальчонкой, – и вопросительно посмотрел на него: – Я понятно говорю, начальник? – и когда тот согласно кивнул головой, продолжил, – кочевали своим родом по тундре со стадом олешек, то один раз и вышли к этой самой широкой речке, через которую переправиться на другой берег уже так и не смогли. И наш старейшина называл ее именно так – Худосей. А он ведь не в первый раз бывал у ее берегов, – пояснил толмач.
– Спасибо тебе, Ябко, за подсказку!
– Да не за что, начальник! – ответил тот и, польщенный его похвалой, расплылся улыбкой на своем раскосом лице.
– А вот скажи-ка мне, Ябко, зачем это
