кивнул – красиво. Спросил:
– То есть он вам сразу понравился? Чем?
Диана чуть порозовела.
– Он говорил о себе, как о машине. Это было забавно.
– О машине? Как это?
– О машине. Это шутка. Выпуск такого-то года, корпус обычный, мотор, фары…
– Вы водите машину?
– Нет. Мой брат был автогонщиком, всегда говорил о машинах.
– Понятно. Диана, чего вы хотите от меня?
– Я хочу узнать, что произошло. Кто его…
– У следователя больше возможностей, тем более я, как видите… – Он кивнул на громадную ногу в гипсовой упаковке. – Как баржа, севшая на мель.
– Они ничего мне не скажут, они не сказали даже, как его убили, я схожу с ума… Мне плохо, понимаете? Я перестала спать, лежу, прислушиваюсь, представляю, как его убивают… Вздрагиваю от всякого шороха, повторяю: это неправда, этого не может быть, я сейчас проснусь… Марина говорит, никого они не поймают, а через месяц закроют дело, тем более Леонид вообще не из нашего города. Я хочу знать!
– Зачем?
– Но ведь человека убили! – воскликнула она, вспыхнув. – Его не за что было убивать, у него не могло быть врагов! А вы… даже если баржа, вы же головой думаете, в смысле, подсознанием, нога ни при чем. У вас же всякие видения и вещие сны – Леша рассказывал Маришке… он много чего рассказывал про вас. И потом… мне страшно! Если они следили за Леонидом, то видели нас вместе. Я хочу, чтобы этот кошмар закончился, иначе… – Она сжала кулаки.
– Вы думаете, вам что-то угрожает?
– Я не знаю, что думать! Но я перестала выходить из дома, понимаете? Не могу заставить себя. Маришка приносит поесть. Мне стыдно, но я ничего не могу с собой поделать.
Они помолчали.
– Диана, я попробую, честное слово, – сказал наконец Монах. – Но понимаете, иногда словно заслон опускается, все скрывается в мутном тумане… и тут уж ничего не поделаешь. Тем более моя нога… моя чертова нога!
– В мутном тумане… – повторила она завороженно. – Но вы же сможете… через туман?
Монах подумал, что сейчас она скажет: «Вы же волхв!», но она больше ничего не сказала, только смотрела на него своими лиловыми глазами, в них были страх и ожидание. Он снова подивился удивительной статике ее облика – не то застывшая ящерка, не то статуэтка из слоновой кости. Он хотел пошутить, сказать что-то вроде: «Никогда не видел ручной росписи по шелку, подарите шарфик на память?», но не решился – что-то было в ее взгляде, что не располагало к шуткам, даже самым невинным.
– Смогу, – сказал он. – Даже не сомневайтесь, Диана.
– У него никого не было, я хочу хоть что-то сделать для него. Я хочу его похоронить…
Стиснутые губы, светлые сведенные брови, немигающий взгляд, стиснутые кулаки. Стиснуты так, что побелели косточки. Изменившая своей обычной сдержанности, с красными пятнами на скулах, полуоткрытым ртом и напряженным взглядом. Он представил, как она стоит у могильной ямы, так же стиснув
