неуверенно, то есть именно так, когда приглашение делается из вежливости. Ты абсолютно ничего уже не хочешь. Ты получила все, что хотела. Ты захотела, чтобы я по первой твоей прихоти, совершил турне в четыреста километров, слегка поманила – и, пожалуйста. Уловив, что в голосе боязнь, как бы я, в самом деле, не согласился, поблагодарив, отказываюсь. Тогда ты говоришь, что обязательно заглянешь в мой гостиничный номер и найдешь способ поздравить меня с Новым годом. Я не верю и потому вновь отказываюсь.
Ты не можешь скрыть своей радости. И торопишься поскорее устроить меня в гостинице, чтобы отвязаться от меня.
Ты с легким сердцем уходишь. И больше я тебя не увижу. И не услышу.
Телефон в номере молчит.
Ближе к ночи иду на вокзал, оформляю проездные документы на ближайший поезд. И уезжаю. Возвращаюсь домой. Возвращаюсь из ниоткуда! В десятом вагоне – я один. Проводница, как только тронулся поезд, ушла в соседний вагон, к подружкам (очевидно, встречать Новый год) и я увидел ее только утром, когда поезд подходил к перрону Свердловского вокзала.
Дома достаю из портфеля приготовленное «Советское шампанское», редкие по тем временам конфеты «птичье молоко» и тихо сам с собою встречаю еще один год, год, который не будет ни лучше и не хуже предыдущего; год, который по-прежнему будет безжалостен ко мне, прежде всего, в смысле того, что не убавит страданий сердечных, не прибавит с твоей стороны тепла и участия. А так хочется верить, что будет лучше, что наступит перелом, что появятся ответные чувства.
Ну, как тут опять не вспомнить Вольтера: любимым быть – вот счастье мудреца.
Мудреца, скажу я, но не идиота!
Глава 3
Единственная моя!
Кстати, кое-что о дворняжке. Ты, я убежден, знаешь особенности ее поведения; ты прекрасно знаешь повадки беспородного пса. Того самого, которого каждый может пнуть, пнуть, походя, просто так, без злобы, но пнуть сильно и больно. Если любой другой пес, отвечая на любую мелочь, на самую пустяковую обиду, может огрызнуться (чем породистее, тем злобнее), даже на обожаемую хозяйку, то тот, которого дальше порога обиталища владычицы не пускают, лишь виновато посмотрит в глаза обидчице, подожмет хвост, уныло опустив морду, отойдет в сторону и долго-долго издали станет дожидаться благосклонного взгляда повелительницы своей, то есть терпеливо будет мечтать о прощении. Будет мечтать о прощении лишь за то, что ненароком, случайно попался под руку ЕЙ… или под ногу, что, собственно, одно и то же.
Незавидна, согласись, судьба дворняги: кормят – так себе, объедками с хозяйского стола; ласки – не дождешься, а вот тумаки – извольте получать, на каждом шагу.
Но какая верность?! Какая преданность?! Какая надежность?!
Породистый пес за обещанную свежую баранью лодыжку тотчас же будет готов уйти к другой, прильнуть к теплому, мягкому боку новой хозяйки, но не дворовый! Он будет умирать с голода, но не предаст!
