вторая, третья… четвертая завелась и не смогла покинуть бокс. Колесо у нее спустило когда-то давно, село на обод и в луже примерзло – так что никак, только сцепление дымит. А за рулем, понятно, Ручнев матерится. Раньше-то где был? Почему за машиной не следил? А не сказали…
Подкатился другой кунг с буксиром, дернул и вытащил Вову юзом.
И смех, и грех.
Так вот, прапорщик Владимир Иванович Ручнев, мой родственник по материнской линии, был у нас в группе водителем кунга.
Кунг для чего предназначен? Чтобы в боевых условиях, когда, не дай Бог, будет ТЭЧ уничтожена, выехать в чисто поле и развернуть мобильную лабораторию АО (авиационного оборудования). Там и УКАМП стоял, только я к нему ни разу не подходил.
В целях совершенствования боевого мастерства мы должны по сигналу тревоги периодически выдвигаться на кунге в поле и разворачивать лабораторию. Этого мы за всю зиму ни разу не делали. Но отчетность была. И в подтверждение ее, как только потеплело, Ручнев разобрал тросик спидометра и какой-то хреновиной намотал положенные километры. Это я сам видел. А вот что дальше было – дело темное.
Под намотанные километры должен быть списан бензин. Как его списывали знают двое – начальник группы Турченков и водитель Ручнев. Злословили прапора – мол у Турченка бензиновый бизнес: личной машины-то нет. А у Владимира Ивановича есть «москвич» – отсюда и выросли ноги у байки: мол, попался Ручнев с канистрой бензина. Вова над ней только смеялся.
Может, правда это, может, нет – я не следователь и не фискал. Мне за державу было обидно.
Бог с ней, партией – она давно изжила себя и коммунизма нам не видать. Чем дольше я служил в ТЭЧ полка, тем более убеждался – скоро и над советской армией закружат грифы, издалека чующие падаль. Ей оставался последний шаг перед пропастью – с оружием в руках, выступить против бастующего народа. Где-то, кажется в Грузии, десантники уже рубили саперными лопатами демонстрантов. Об этом в прессе умолчали, но доложили вражеские голоса.
Как-то в конце марта зашел к семье с получкой. С Томой разговаривали у порога и вдруг – чудо небесное! – моя дочь, обеими ручками упершись в стену, делая первые осторожные шаги, выруливает из-за угла коридора.
Я на колени пал, руки к ней протянул:
– Иди ко мне, солнышко ты мое!
Тома меня остудила:
– Не зови, не надо – пусть идет вдоль стены. А то потеряет опору, упадет, ударится и будет бояться.
– Давно научилась ходить?
– Вчера первый раз пошла.
Я забыл подняться с колен – все смотрел и смотрел, как дочь преодолевает пространство. Огромные глаза ее блестят восторгом и упрямством – мир прогибается под нее! И мама ей улыбается, и я.
Тома и мне улыбнулась радостно. Я не заметил в ее внешности никаких перемен. В глазах все та же печаль, но настроение, судя по всему, бодрым.
