вражеские голоса? События в Москве развиваются куда быстрее, чем в стране.
Я не отреагировал.
– Ельцин мутит, как агент ЦРУ.
– А мне, кажется, он порядочный человек. Крутого нрава, но порядочный. Довольно либеральных взглядов, справедлив. Начинал на Урале. Умеет заставить подчиненных работать. Рука у него тяжелая – суд вершит скорый. Пресса вообще считает его одиозной фигурой.
Последовала долгая пауза. Ручнев подыскивал слова, почесывая неудобосказуемое место. Похоже, он явился ко мне набраться политграмотности.
– Если Ельцин придет к власти, будет придерживаться жесткой линии.
– Для коммуняк утешительного мало, – зацепился Вовок. – Я уже вижу петлю на твоей шее.
– Рад, что ты не держишь зла, а умру со словами «Да здравствует советская власть!»
Стул жалобно скрипнул под телом Ручнева.
– А как ты хотел? За все грехи перед народом кому-то следует отвечать.
– Звучит пугающе, но не убийственно. То, что меня нагнали с райкома, и он до сих пор меня преследует, не звучит оправдательным мотивом? И потом – в стране миллионы коммунистов, ты их всех собираешься вешать?
– Мне интересен только ты, как пятно на нашей фамилии.
– Какую фамилию ты считаешь нашей?
– Мой дед был Апальковым.
Апалькова – девичья фамилия моей мамы.
А время уже к отъезду. Я закрыл лабораторию и мы вместе вышли из корпуса.
Все-таки аэродром – отличное место, где заблудшая душа может поразмыслить над тем, как жить дальше. Мне повезло, что сюда попал.
Однажды Ручнев подловил меня за работой над рукописью, которую я быстро убрал в ящик стола, что не ускользнуло от его взгляда.
– Оперу пишем?
– Ему, родному.
– Что стукачу нужно? Жена, авторучка и получка! Верно?
– Ты как всегда прав.
– Только я не пойму никак – ты у нас женат или нет? Или как тот пилот, который полжизни смотрит на приборную доску, а полжизни на задницу официантки?
– На хороший зад не грех посмотреть.
– Вот и я говорю – пока в баках топливо есть, надо иметь запасной аэродром.
– Да ты, Владимир Иванович, у нас ходок!
– Есть в кого! Дед Апальков в семьдесят лет женился на молодухе под сорок и ребеночка ей заделал.
– Значит и нам с тобой не грозит преждевременная импотенция.
– М-да! – Ручнев мечтательно закатил глаза. – Другие уже начинают жаловаться – то литра керосина не хватило, то метра высоты в этом деле… А у меня всегда на 12—00.
А я почему-то не чувствую себя счастливым.
Несколько месяцев назад решил, что никогда не буду злить Ручнева, ибо распсиховавшись он становился диким животным. А в обычном своем состоянии он был отъявленным сукиным сыном, собиравшимся меня повесить за мою работу в райкоме партии.
А вообще-то
