и говорил, что во время террора его дважды заносили в список приговорённых к повешению. Но из-за его достойного поведения даже враги проникались к нему уважением, и потому приговор ни разу не был приведён в исполнение. Мы настолько подружились, что я, оставшись в Варшаве до 1833 года, прожил всё это время в его доме, изведал там немало радостных часов и, вместе со своими гостями (обычно то были саксонцы и чиновники, заведовавшие горной промышленностью), выпил до дна не один стакан вина за здоровье моего друга N. Только из-за болезни, вызванной моей контузией, мне пришлось покинуть это, доставившее мне столько наслаждений, высокообразованное и жизнерадостное общество.
Во время карнавала мы как-то организовали маскарад. Костюмы нам удалось раздобыть в театре – то были одеяния времён одного польского короля, какого-то из Казимиров. Итак, мне достались: фрак фиолетового бархата, чёрные атласные штаны, богато обшитые шёлком по краям, красные чулки, парик и треуголка. Я должен был представлять доктора и выдавать дамам омолаживающие и продлевающие жизнь пилюли. Тем временем кто-то под строжайшим секретом рассказал одной женщине, что эти пилюли содержат магическую пудру, которая действует необычайно быстро. Конечно, потом все дамы кинулись ко мне и моим пилюлям, думая, что они подлинные. Сколько было после смеха, шуток и комических сцен!
1833. Литва. Магнетизм
Время моей службы в Варшаве летело быстро, а головные боли всё усиливались. Врач советовал мне принимать ванны, но Николай не любил отпускать своих подданных за границу, и я был вынужден удовольствоваться отдыхом у себя дома. Мои родители жили тогда в Петербурге, но мой отец был с недавнего времени начальником Россиенского и Шавельского военных округов, и потому проводил немало времени в своём имении Totheiki [или может быть Jotheiki – написано неразборчиво], находившимся там же. Там жила его 70-летняя мать со своей внучкой, моей кузиной. Я приехал туда после полудня; отец представил мне всех обитателей поместья, потому что я не был знаком с ними ранее. Моя кузина была крепкой и на редкость прелестной деревенской девушкой, с которой я затем, как и со всеми польскими дамами, разговорился и подружился. Но это произошло не так быстро, потому что, как я заметил, она была весьма застенчива с незнакомыми людьми. Росту моя кузина была не слишком высокого. У неё были светлые волосы и тёмно-коричневые глаза, взгляд которых казался совершенно особенным, хотя и нельзя было точно сказать, что именно необычного в нём было.
Моя бабушка говорила, что её Луиза – прекрасная хозяйка, и она действительно скоро покинула наше общество, чтобы позаботиться об ужине. В русской деревне главное – это приготовить блюда, расставить их и, наконец, хорошо поесть. Я вспоминаю, что мне случалось есть по шесть раз на дню: 1. при пробуждении – кофе с бутербродом и сухариками; 2. через два часа – фрукты четырёх сортов; 3. затем – обед из четырёх – пяти блюд; 4. потом, в четыре часа – кофе с бутербродом, сухариками
