вернувшегося с двенадцатичасовой смены. А когда Наталья пошевелилась, желая устроиться поудобнее, девочка недовольно сдвинула бровки и легонько стукнула ручкой по материнской груди. «Ого, да она с характером! Моя порода, такая не пропадёт», – мелькнуло в голове Сергея, и он счастливо улыбнулся.
Глава 5
Воздушная дорога в Москву была спокойной. Готовясь покинуть самолет, Сергей думал: вот ведь забавная штука эта его работа – теперь он чаще высыпался в небе, чем на земле.
Водитель ждал его на стоянке – лениво курил в открытое окно казённого BMW, чёрного и блестящего, как начищенный армейский сапог.
– Домой? – спросил он, поздоровавшись.
– Сначала в министерство. Оттуда я сам.
Водитель коротко кивнул и сосредоточился на дороге.
Сергей поглядывал на часы – запас времени есть, можно не волноваться. Но когда они подъехали к центру, беспокойство снова зашевелило в нем тараканьими усами. Машины изнывали в пробках, вынужденные сдерживать своих лошадей. Теснились, отвоёвывая сантиметры – наверное, сверху это казалось соревнованием улиток. За два квартала от нужного здания Волегов не вытерпел и вышел из авто. На встречи с такими людьми, как Слотвицкий, лучше не опаздывать. Да и проветриться не помешает – Сергею опять было жарко, он чувствовал, как шея под узким воротничком рубашки становится влажной. Не хватало ещё прийти на встречу потным, как загнанный конь.
Справа от него лежала Театральная площадь. Здесь, вспугивая голубей, гуляли подростки. Пенсионеры сидели на лавочках. А Сергей когда-то сделал предложение Анюте. Понесло же его тогда в фонтан, словно пьяного десантника! Он стоял, мокрый до нитки, держа в зубах веточку белой хризантемы – будто только что достал её из-под воды. Анюта смеялась и кричала ему: «Хватит, вылезай, мне теперь тебя сушить!», а потом прыгнула к нему, чтобы быть рядом, пусть в мокром холоде, и с риском попасть в милицию, но рядом… И он в который раз подумал: да, это – моя женщина! Она целовала его в мокрые щеки, тащила вверх, но он стоял по пояс в воде и тряс головой: пока не согласишься выйти за меня, не встану! И пусть я простою здесь все лето и осень, пусть потом придет зима и превратит меня в ледяную скульптуру – мне будет все равно, если ты не согласишься.
Да, молодость… Сейчас бы он не полез очертя голову – ни на клумбу за цветами, ни в фонтан. Старый стал, неповоротливый, солидный? Может быть. Но куда из его души ушла романтика? И откуда взялся столь густопсовый цинизм? Он использовал Наташку, купив ее тело, как инкубатор. Обманывает Анюту. И считает, что это правильно. Потому что в итоге всем хорошо: ребёнок живет, Наталья при деньгах, он стал отцом, а для его жены ничего не изменилось, потому что она не знает – так что в этом плохого? Он сумел всё устроить как можно лучше, и, в общем-то, молодец.
Откуда же эта тоска, которой не было еще минуту назад?
Стоп. Если бы не способность воспринимать мир отдельно от чувств, жертвовать пешками ради большой цели, жил бы сейчас совсем
