груди.
– Не дергайся. Просто продолжай говорить, – прошептала она, вцепившись в его рубашку.
Молодой человек сморгнул снег со своих ресниц и неуверенно обнял спутницу.
– Ну, и кто он? – еле слышно сказал парень на выдохе – шутливо, но понимающе. – Только не говори, что тот поэт с топинамбуром.
– Если бы, – она смиренно закрыла глаза, и он ощутил, как к ним приближаются слякотные шаги.
– Я не говорю о том, что женщины добиваются меньшего, – за плечом раздался покладистый взрослый голос, с которым было бы трудно спорить из-за его въедливой мягкости. – Отчего же? Есть прекрасные, великие женщины. Умные женщины. Но вся история, все наше бытие указывает на то, что мужская воля гораздо уже, постепеннее, и направлена на полное достижение конечной цели, а женская…
Голос прошел мимо, унося с собой окончание мысли. Филипп успел хорошо разглядеть его владельца – мужчина в черном свитере, объявлявший выступающих в микрофон. Он обнимал за талию светловолосую девушку гораздо моложе него, и именно для нее и предназначалась эта пикап-лекция о неравной доле полов.
Юноша проводил пару взглядом до тех пор, пока они не скрылись за углом, и опустил голову вниз, наблюдая как трепещут чужие ресницы:
– У тебя чертовски приятно пахнет от волос, но мне совсем немного осталось до воспаления легких. Пойдем, оденусь и провожу тебя.
Яна сделала вид, что пропустила комплимент мимо ушей:
– Да… Да, пойдем.
Она не стала говорить вслух, что все равно не может теперь идти на остановку, потому что эти двое наверняка будут еще долго дожидаться там автобуса, убивая время пьяными, неестественными поцелуями.
Гости вечера не унимались и перешли от стихотворных произведений к музыкальным импровизациям под чей-то старенький синтезатор. Толпа гоготала и, по мере увеличения числа пустых картонных коробок из-под вина, росло и число новоявленных поэтов.
В груде верхней одежды на одной из скамеек у входа Филипп отыскал черное драповое пальто и поежился от ощущения прилипшей к телу ткани.
– Постой, – обронила Яна.
Она достала из своей сумки серый девчачий свитер с высоким горлом и потянула парню. Тот с недоумением взглянул на нее, и, поколебавшись, принял одежду.
– Теперь-то я точно впишусь, – он мотнул головой в сторону зала и стал расстегивать пуговицы на промокшей шелковой рубашке.
Девушка и не подумала отвернуться, а он не стал ей на это указывать, спрятав очередную ухмылку с помощью удачного наклона головы. Он не был атлетом, но и назвать его дохляком она не решилась бы. Ее свитер, как и ожидалось, оказался мал для Филиппа и обнажил его живот и запястья. Впервые с начала их недолгого знакомства он услышал смех Яны. Настоящий, дурацкий и очаровательный смех, и звуки, какие она издавала, когда было весело – будто ей не хватает воздуха.
– Прости-прости, – она вытерла краешком пальцев выступившие слезы. –
