капельки срывались с ее сосков, затвердевших от холода, обратно в темную воду, бурлившую у ее ног. Водопад обрушивался на нее сверху, и она протягивала руки, чтобы обнять его, ловила ртом, чтобы ощутить вкус, выгибала спину, чтобы почувствовать его ледяное прикосновение на позвоночнике, между ягодиц, на бедрах. Она стояла под взглядами, направленными к ней с обеих сторон озера, где скрывались в зарослях отец и сын. Пока она отдавалась холодным поцелуям водопада, взгляд Джона Ламприера упал на родимое пятно на ее плече, но, прежде чем он успел его разглядеть, она повернулась к нему другим боком.
Алебастровая кожа, агатовые глаза, ее тело качалось от отца к сыну. Со своей стороны озера Шарль Ламприер видел все, что видел его сын. Все, кроме одной мелочи. Белое тело в черной воде и блеск капель, скатывающихся с ее кожи. И когда она повернулась, он увидел, как сверкающие капли разлетаются вокруг нее, как серебряная петля, поднимающаяся из озера. Он увидел черный треугольник внизу живота, ее груди и ее глаза, которые были еще черней. И пока ее тело поворачивалось перед ним, он увидел пятно, отметину, которая за секунду до этого мелькнула перед глазами его сына и которую тот не узнал. Но отец узнал ее, и горло его перехватило от ужаса, он понял, что перед ним знак, которого он боялся больше всего на свете, который горел в его душе с той же силою, с какой кто-то выжег его на белой коже. Разорванное кольцо, визитная карточка всего того, с чем он боролся. И тогда он понял, что его терпеливые, безликие враги перехитрили его, что все его усилия, и усилия его отца, и отца его отца снова ни к чему не привели. Сейчас ему будет предъявлен счет, и расплачиваться придется жизнью. Они нашли его. Еще мгновение он медлил на коленях, словно завороженный сознанием собственного поражения, затем выпрямился во весь рост, чувство протеста поднялось в нем и вылилось бессмысленным криком:
– Нет-нет! Не сейчас! Не здесь!
Затем он услышал свору. Он помертвел, крик замер в его горле, когда он понял, что это он был их добычей с самого начала. Но время для любых размышлений прошло.
Псы показались из-за кустов в сорока ярдах ниже по течению ручья, двигаясь быстро, низко стелясь над землей. Он взглянул на обнаженную девушку, которая теперь в упор смотрела на него, стоя в озере. Ее блестящие черные глаза погружались в него. Он приказал себе не бежать, храбро встретить все, что случится. Но сорвался с места, с бешеной силой сминая папоротники и кусты на своем пути, в то время как на другой стороне водоема, под покровом нависших деревьев, другая пара ног пыталась бежать и не могла. Другая пара рук пыталась разорвать возникающий ночной кошмар и не могла. Он пытался кричать, но слышал лишь вопли своего отца.
Солнце палило сверху, ослепляя бегущего человека. Первый пес кинулся на него, Меламп, зубы сомкнулись на его голени, первый крик боли, первая кровь, Ихнобат, вцепившийся в ребра, рубаха рвется, белое тело обнажается, Памфаг, вонзающий желтые зубы в запястье, поднятое в тщетной… Доркей хватает
