хоть веревку мыль.
ЗИМА
Такое пробуждение отвратительно любому благоразумному человеку, забывшему про регулярные застолья. Наступает момент расплаты, когда совершенно зверски трещит голова. Во рту, явственно отдающем помойкой, клинит распухший язык, а внутренности подозрительно сводит нездоровыми судорогами.
Только сейчас, вдобавок, ко всем обычным симптомам, примешивается новая пытка. Отвратительно злые раскалённые иглы впиваются в беззащитную правую ногу, которую умудрился как-то отлежать за ночь.
Надеюсь, что на этом основные неприятности на сегодня исчерпываются.
Нет, ещё есть явные провалы в памяти.
Последствия вполне ожидаемые. Всегда знал, что нет никакой толерантной утончённости в истинно русском бодуне. Тут не просто трубы горят, а вся свора казней египетских собрана в одном флаконе. И почему ни одна зараза до сих пор не придумала нормальное бухло, которое вообще не оставляет похмелья, а самое главное – перегара? Благоухал бы сейчас лавандой или свежей клубникой. Даже на запах огуречного рассола согласен. Кстати, очень заманчивая идея.
Я с трудом приподнялся и с натугой приоткрыл расползающиеся глаза. Попытался осмотреться. Какое-то хмурое марево стоит в совершенно незнакомой квартире. Вокруг раритетная обстановочка времён активного Брежнева. Заполированная стенка под потолок. В неё почти упирается раздвинутый стол-книжка со сползшей скатертью.
Стол завален грязными тарелками, хрустальными рюмками, фужерами, стаканами и пустыми бутылками. Обляпанные салатницы, и как апофеоз – на самом краю гордым флагманом возвышается полупустая трёхлитровая банка домашних огурцов с начинающими тонуть разномастными окурками.
Жаль, но рассол отменяется.
Застонав, я перевёл глаза на здоровенный настенный ковёр исключительно ядовитой химической расцветки. По глазам резануло, а ломанные линии зловеще зашевелились. От греха подальше начал оглядывать себя, с трудом двигая затёкшей шеей.
Жуть. Моё тело безвольно раскинулось наискось разложенного, но не застеленного дивана. Давно и солидно продавленного. А вот к моей ноге, как к подушке, приткнулось калачиком нечто женское, судя по прилично выпирающей округлой корме. Я повнимательнее присмотрелся, но вроде никаких знакомых или отличительных черт вот так с ходу не обнаружил. Да и не разобрать ничего среди спутанных прядей. Возраст вроде не детский, но позитива это ничуть не добавляет. Сейчас такие бройлеры вылупились, что с ходу не разобрать.
– Жизнь всё расставляет по своим местам… только меня туда ещё и глубоко засовывает! – мрачно, но очень тихо сообщил я в прокуренный сумрак комнаты. Не хватало ещё разбудить это чудо-чудное для выяснений диво-дивных. То, что она сейчас полностью одета никак не гарантирует моего ночного алиби. Надо делать ноги. И очень срочно.
Отпраздновали Новый год, пора и честь знать. По личному опыту не раз проверено, что уйти по-английски не всегда получается. Тут надо собрать все силы в кулак, чтобы потом не было мучительно больно от несвоевременно вернувшихся родственников. Сначала сильно удивлённых, а потом быстро впадающих в недоброе. Такое вот у нас наследство от доисторического материализма и ветхозаветного домостроя. До сих пор ходокам-одиночкам никаких скидок нет.
Так, а что со мной? Вроде без травм и увечий, рубашка на месте, джемпер не особо измят, даже джинсы застёгнуты на все пуговицы. Только нет одного носка. Причём правого. Я очень осторожно пошевелил оголёнными пальцами ноги. Прислушался к ощущениям. Отлежал, но терпимо. Вроде всё на месте. Может эта незнакомка раздевать меня начала, да не рассчитала сил – только на один носок хватило?
Сведя руки ковшиком, я аккуратно приподнял её голову и, изогнувшись по мере возможности, вгляделся в слегка смазанную боевую раскраску. Убей не помню кто такая, как зовут, и не уверен, что вчера я её вообще видел. Надеюсь, что не местная и никто её сейчас не будет слишком рьяно искать с полицией. Запаришься потом отпираться от разных гнусных инсинуаций. Здесь слово джентльмена ни в грош не ставят.
С трудом сдвинул в сторону свою задеревеневшую ногу и медленно опустил упрямо сопящую головку на освободившееся место. Заодно и свой бежевый носок обнаружил, комком прилипший к её подбородку. Обслюнявленный, но уже подсохший, с яркими вкраплениями бордовой губной помады. Стирать она его задумала, что ли? Или может художница какая, новомодная?
Аккуратно отодрал носок, пока намертво не приклеился и не стал очередной инсталляцией в её нелёгком творчестве.
– Не в то творчество силы вложила, декораторша, – укоризненно шепнул я ей в затылок, – Так и до извращений докатиться осталось. Хотя, с другой стороны, может ты и права. Сразу бери в рот – легче выплюнуть будет. И к славе дорога станет короче.
Я с натугой натянул скукоженный
