он был в семье, а его авторитарное воспитание вряд ли принесло хорошие плоды. Наш отец негласно являлся и нашим господином… Он был хозяином всего, что окружало нас. Казалось, даже воздух, которым мы дышали и вода, которую мы пили, принадлежали ему, и он просто милостиво разрешал нам пить и дышать с благожелательной улыбкой гостеприимного хозяина… Отец… Он никогда не сажал меня на колени, не брал с собой на прогулки, не упоминал лишний раз в разговорах… У него была красавица-дочь Влада, а первый ребенок оказался из разряда «в семье не без урода». Все это знали и хранили многозначительное молчание… При одном упоминании моего имени отец хмурился и отводил взгляд… Его ребенок тяжело, безнадежно болен – вот о чем говорили его нахмуренные брови и мысли, тревожные и мрачные… Кем же я был в его глазах? Сумасшедшим? И это мой окончательный приговор? Сумасшедший… Только потому, что не такой, как все? Только потому, что не жил по правилам, установленным в этом мире?
Я чувствовал, что многие наши знакомые относятся ко мне очень настороженно и неприязненно, хотя и не высказывают это вслух… Странно, что люди не придают значения своим дурным мыслям… Чем они лучше дурных поступков? Черные мысли гнездятся в глубинах человеческой души, разрушая и медленно убивая ее… Неужели человек не понимает, что разрушая душу, он тем самым губит и свое тело? Словно прожорливые крысы, его съедают неизлечимые недуги, источником которых является больная душа…
С годами я научился скрытности и лицемерию: притворялся не тем, кто я есть, и перестал упоминать о том, что было недоступно пониманию окружавших меня людей… Отец сразу же стал лучше относиться ко мне, даже разговаривал иногда, но так сдержанно, будто говорил с человеком, лежащим на одре, и боялся причинить ему лишние страдания хотя бы одним неосторожным словом. Все его речи, обращенные ко мне, были пронизаны одной мыслью, не высказанной вслух: «Бедная больная девочка… Моя несчастная малышка…». Как забавно! Разве совершенно здоровый человек может хоть чем-то напоминать неизлечимо больного?
Я часто задавал себе вопрос: могут ли люди объективно судить о том, с чем никогда не сталкивались и чего абсолютно не понимают? Имеют ли они право осуждать то, что выходит за пределы их миропонимания? Порой, прокручивая в голове одни и те же мысли, я доходил до панического состояния и думал: а вдруг мои родители и все, кто осуждал меня, правы, а неправ только я один? Вдруг я действительно болен, или сошел с ума или, того хуже, являюсь извращенцем с самого детства и отрицаю этот факт вместо того, чтобы лечиться у психиатра?
Только моя сестра, единственная из всех, всегда воспринимала мое поведение, как естественное и никогда не считала больным или ущербным. В часы прогулок и отдыха, она всегда была рядом со мною, поддерживая меня одним лишь своим присутствием. Сотни раз я шептал слова благодарности судьбе, пославшей мне этот бесценный подарок – мою сестру! Благодаря ей, я выстоял в этом жестоком мире, который ополчился против
