с Европой, но не было заметно, что кто-либо в Вашингтоне серьезно и конструктивно думает над этим вопросом.
Терзающее Запад беспокойство, особенно в Америке, о доминирующих настроениях в обществе вызвало у меня озабоченность, поскольку ни одна из двух соперничающих концепций не была в историческом плане достаточной для того вызова, перед которым оказалась Америка – и стратегического, и философского. К какой важнейшей цели теперь, после поражения коммунизма, должны стремиться граждане демократического Запада? Для многих представителей высшего и среднего класса ответ заключался в двух словах: гедонистский релятивизм – без глубоких убеждений, без трансцендентального сознания, с хорошей жизнью, определяемой главным образом промышленным индексом Доу Джонса и ценой бензина. Но тогда дихотомия гедонистского релятивизма Запада и абсолютизма вдруг обнищавших жителей прежнего советского пространства и политически пробудившегося развивающегося мира только увеличит всеобщее разделение. Ответ должен быть найден путем морального определения мировой роли Америки. Иначе всемирное лидерство Америки было бы недостаточно легитимным.
Таким образом, привлекательной моральной основой политики должны быть гуманитарные соображения. В этом случае права человека превращаются в глобальный приоритет, что отвечает устремлениям политически активной массы людей. Просвещенная политика, основанная на моральной убежденности, должна также усилить способность руководства добиваться общего согласия, а не вызывать манихейское разделение. Напротив, отсутствие моральной убежденности сохраняет возможность для демагогов использовать внезапно возникающие кризисы и новые страхи. Именно такого рода опасения побудили меня написать («Без контроля», 1993), что «затруднения Америки в осуществлении эффективного глобального руководства… могут породить ситуацию, усиливающую глобальную нестабильность… и приводящую к возвращению тысячелетней демагогии», и даже высказать мнение, что «фаза американского превосходства, возможно, не будет длительной, несмотря на очевидное отсутствие кандидата на ее замещение».
По сути, уже начиная с 1990 года стоял вопрос: обладает ли Америка достаточными способностями для осуществления руководства миром в то время, когда политические и социальные ожидания человечества перестали быть пассивными, а сосуществование различных религий и культур происходит, как в скороварке, под давлением, создаваемым их взаимодействием? Три следующих один за другим американских президента – Джордж Г. У. Буш, Уильям Дж. Клинтон и Джордж У. Буш – имели возможность ответить на этот вопрос не в форме философской абстракции, а реальными политическими делами. Первый из них стремился проводить традиционную политику в нетрадиционных условиях, когда два соперничающих взгляда на мировое устройство еще находились в стадии кристаллизации. Второй придерживался мифологизированной версии глобализации,
