и видно.
Женщина бросила на него злобный взгляд.
– А кто уберет комнату? Этот запах никогда не выветрится. Ведь можно было использовать для этого десятый номер.
– Вот видите, – сказал Мариль, обращаясь к Рут, – эта женщина мертва. А она была нужна своему ребенку и, может быть, мужу. А эта нескладная доска, что орала в коридоре, – живет. И доживет до глубокой старости, к ужасу ближних. Вот вам неразрешимая загадка.
– Зло – прочнее, оно выносливей, – угрюмо отозвалась Рут.
Мариль посмотрел на нее:
– Откуда вам это известно?
– В наше время это легко узнать.
Мариль ничего не ответил. Он только посмотрел на нее. Вернулись врачи.
– Ребенок у хозяйки, – сказал врач с лысиной. – Его заберут. Я как раз звонил по поводу ребенка. И по поводу этой женщины. Вы ее хорошо знали?
Мариль покачал головой.
– Она приехала несколько дней назад. Я только один раз говорил с ней.
– Может быть, у нее есть документы? Их тогда надо отдать.
– Я посмотрю.
Врачи ушли. Мариль осмотрел чемодан покойной. Там были детские вещи, голубое платье, немного белья и пестрая погремушка. Он снова уложил вещи. Странно, все это тоже вдруг стало мертвым.
В сумке он нашел паспорт и метрическое свидетельство, выданное полицией во Франкфурте-на-Одере. Он поднес его к свету: «Катарина Хиршфельд, урожденная Бринкманн из Мюнстера, родилась 17 марта 1901 г.».
Он встал и посмотрел на мертвую – светлые волосы, продолговатое твердое вестгалльское лицо. «Катарина Бринкманн, по мужу Хиршфельд».
Он снова посмотрел на паспорт.
– Действителен еще три года, – пробормотал он. – Три года жизни для другого человека. Для могилы достаточно справки о прописке, – он положил бумаги в карман.
– Я это улажу, – сказал он Керну. – И принесу свечу. Я не знаю – надо бы побыть с ней немного. Конечно, это ничему не поможет, но странное дело – у меня такое чувство, что надо побыть с ней немного.
– Я останусь, – ответила Рут.
– И я, – сказал Керн.
– Хорошо. Я приду попозже и сменю вас.
Свет луны стал ярче. Ночь была высокой, бесконечной и темно-синей. Она дышала в комнату запахом земли и цветов.
Керн стоял у окна рядом с Рут. У него было такое чувство, словно он был где-то далеко и возвратился назад. В нем еще смутно жил ужас, вызванный криками роженицы и ее вздрагивающим окровавленным телом. Он слышал легкое дыхание стоящей рядом девушки и видел ее мягко очерченные молодые губы. Он вдруг понял, что и она причастна к этой мрачной тайне, которая окружает любовь кольцом страха, он чувствовал, что к ней причастны и эта ночь, и цветы, и тяжелый запах земли, и томящий звук скрипки над крышами… Он знал, что если оглянется, то увидит бледную маску смерти, освещенную дрожащим пламенем свечи, и тем сильнее ощущал тепло под своей кожей, которое вызывало озноб и заставляло искать тепла, только тепла, и ничего,
