потому что они с такой же жадностью накапливают богатство.
– Неплохо. Дальше.
– Что Христос был ариец. Незаконный сын германского легионера.
Мариль засмеялся.
– Нет, вы не угадаете. Брачные объявления. Послушайте. «Где милый, симпатичный мужчина, который сделает меня счастливой? Такая же симпатичная девушка, с тонкой душой, порядочным возвышенным характером, с любовью ко всему доброму и прекрасному и первоклассными познаниями в деле ведения гостиниц, ищет близкого человека в возрасте от тридцати пяти до сорока с хорошим состоянием». – Он взглянул на Керна. – От тридцати пяти до сорока! Сорок один – уже исключается. Что значит принцип, а? Или вот: «Где я найду тебя, мой идеал? Глубокая натура, леди и домашняя хозяйка, с темпераментом, умом и внутренней красотой, оптимистка и хороший друг ищет джентльмена с соответствующим доходом, увлекающегося искусством и спортом, который должен быть в то же время милым парнем»… Великолепно, а? Или возьмем это: «Мужчина пятидесяти лет, духовно одинокий, чувствительная натура, выглядит моложе своего возраста, круглый сирота…» – Мариль остановился. – Круглый сирота! – повторил он. – В пятьдесят лет! Бедное пятидесятилетнее создание! Вот, дорогой мой! – Он протянул Керну газету. – Две страницы! Каждую неделю целые две страницы только в одной этой газете. Вы только поглядите на заголовки, которые прямо кишат добротой, душевностью, товариществом, любовью и дружбой! Ну истинный рай! Сады Эдема в пустыне политики! Это оживляет и освежает! Здесь сразу видно, что и в наше жалкое время все же есть хорошие люди! Прямо поднимает дух! – Он отбросил газету. – А почему бы здесь не написать: комендант концентрационного лагеря, тонкая душа, доброе сердце…
– Он наверняка считает себя таким, – сказал Керн.
– Еще бы! Чем примитивнее человек, тем выше он себя ценит. Полюбуйтесь на объявления. Это придает, – Мариль усмехнулся, – пробивную силу. Сомнения и терпимость – свойства культурного человека. А потому он снова и снова гибнет. Древний сизифов труд. Одна из самых глубоких метафор человечества.
– Господин Керн, вас тут спрашивают, – вдруг возбужденно сообщил портье. – Не похоже на полицию!
Керн быстро встал.
– Хорошо, иду.
С первого взгляда он не узнал отца в пожилом, опустившемся человеке. Ему показалось, что он видит нечеткое, смазанное изображение в объективе фотоаппарата, которое постепенно становится четче, позволяя различить знакомые черты.
– Отец! – сказал он, глубоко потрясенный.
– Да, Людвиг!
Старый Керн вытер со лба пот.
– Жарко, – сказал он, слабо улыбаясь.
– Да, очень жарко. Пойдем отсюда Тут есть холл, где стоит пианино. Там прохладно.
Они сели. Керн сейчас же встал, чтобы принести отцу лимонаду. Он был очень взволнован.
– Мы давно не виделись, отец, – осторожно сказал он, вернувшись.
Старый Керн кивнул.
– Ты можешь здесь остаться, Людвиг?
– Думаю, что
