благословение, у него было, скажем, один к четырем, то теперь их наверняка осталось не больше, чем восемь на сто, да и то, боюсь, никто бы не поставил.
Я еще стоял, размышляя, не надо ли сказать Боко пару-тройку слов в утешение, и склоняясь к мысли, что, пожалуй, лучше не надо, когда послышался тихий свист, – возможно, это крик малой ушастой совы, точно не знаю, – и из-за дальнего дерева выглянуло нечто смутное, но, безусловно, женского рода. Я сообразил, что по всем признакам это не иначе как Нобби, и потихоньку, пока никто не видит, отчалил в том направлении.
Догадка моя подтвердилась, это была Нобби, в халате, но без папильоток. По-видимому, при ее прическе они не требуются. Нобби прыгала от волнения, горя желанием поскорее услышать последние известия.
– Я не рискнула подойти к остальным, – пояснила она, когда мы обменялись приветствиями. – Дядя Перси сразу отослал бы меня спать. Ну, Берти, как идут дела?
У меня сердце разрывалось от необходимости обрушить на трепетную девицу дурные вести, но ничего не поделаешь, тяжкий долг надо было исполнить.
– Не очень хорошо, – грустно ответил я ей.
Как я и ожидал, мои слова пронзили ее в самое сердце. Бедняжка горестно взвизгнула.
– Не очень хорошо?
– Да.
– А что вышло не так?
– Лучше спроси, что вышло так. Вся эта затея была обречена на провал с самого начала.
Нобби застонала, и смотрю, она направила на меня эдакий неприятно подозрительный взгляд.
– Наверное, ты провалил то, что было на тебя возложено?
– Совсем наоборот. Я выполнил все, что было в человеческих возможностях. Но произошло одно из тех прискорбных стечений, в результате которого вместо минутного дела на двоих получилась массовая сцена. Все поначалу шло хорошо, до тех пор, пока усадьба со службами и постройками не наполнилась шумной толпой – тут тебе и дядя Перси, и Дживс, и Сыр, и Флоренс, и так далее и тому подобное. Естественно, все наши планы рухнули. С сожалением должен при этом заметить, что Боко проявил себя не наилучшим образом.
– То есть как это?
– А так, что он зачем-то все время называл дядю Перси «мой дорогой Уорплесдон». Такого человека нельзя без последствий долго называть «мой дорогой Уорплесдон», это обязательно плохо кончится. В ход пошли резкие выражения, из них многие были произнесены твоим любезным. Произошла крайне неприятная сцена, которая завершилась тем, что Боко обозвал дядю Перси ослом, повернулся на сто восемьдесят градусов и торжественно удалился прочь. Боюсь, что в глазах последнего он упал на самую низкую ступень.
Нобби застонала слабым голосом, и я даже подумал, не погладить ли ее по головке, но, придя к выводу, что проку от этого будет ноль, воздержался.
– Я так надеялась, что хотя бы раз в жизни Боко сегодня не сваляет дурака! – горестно пролепетала она.
– По-моему, на писателя вообще никогда нельзя надеяться, что он не сваляет дурака, – рассудительно возразил я.
– Ну
