высокий стул, кашлянул несколько раз, встал, снова два раза прошелся по комнате, опять сел на стул верхом, опять прокашлялся и решился наконец заговорить.
– Любите вы охоту?
Молодая женщина посмотрела на него с глубоким изумлением.
– Люблю ли я охоту!.. Нет, я охоты не люблю, – ответила она очень сухо.
– Это жаль!
– А, вы находите?
– Да, потому что я ее обожаю, и мы могли бы вместе… Тише, Пирам! Итак, решительно вы не любите охоты?
– Я уже вам сказала.
– Вы полюбите.
– Не думаю.
– Вы увидите.
Принцесса не отвечала, а принц принялся свистеть с видом глубокого равнодушия.
Издали все слышались деревенский оркестр и голоса танцующих, кричавшие:
– Да здравствует коннетабль! Да здравствуют новобрачные!
Принцесса решилась наконец прервать молчание:
– Вы слышите крики этих добрых людей? Они веселятся.
– Они очень счастливы.
– Как вы говорите это! Вам так скучно возле меня.
– Разве я это сказал?
– Нет. Но я думала, слыша вас… видя…
– Не могу вам сказать, что вся эта церемония показалась мне весела и что я не был бы довольнее прогулкой по лесу. Я даже целый день был разлучен с этими бедными собаками.
– Вы очень их любите. Вы постоянно занимаетесь ими.
– Это мои единственные друзья.
– Но знаете ли, что я могу к ним ревновать?
– Ревновать к моим собакам?
– Вы сохраняете для них всю вашу любезность.
– О, вы должны были уже видеть, что я вовсе не любезен.
– Не могу скрыть, что я приметила это.
– Что же делать? Я не понимаю изящного обращения. У меня ведь нет наклонности к этому.
– Я уверена, что вы клевещете на себя. Вы составляете себе очень дурную репутацию. Меня ведь хотели уверить, что вы ненавидите женщин.
– А, вам сказали это?
– Да… Тогда я заступилась за вас; я сказала, что это неправда.
Она остановилась, жеманясь, как бы поощряя принца продолжать ее фразу. Но он не тронулся с места и, кончив начатую охотничью арию, спокойно отвечал:
– Я не имею к ним ненависти…
– Вы оказываете им большую честь. А можно узнать, вы уважаете их?
– Но… это довольно трудно решить. Я к ним равнодушен…
– Это довольно лестно для меня.
– О! Я говорил не о всех.
Принцесса сделала движение к нему, но он не приметил; он уже отвернулся и ласкал Пирама, сдерживая зевоту.
Это положение становилось тягостным; надо было выйти из него во что бы то ни стало, но каким образом? Юная девушка уже три месяца употребляла все свое кокетство, чтобы добиться от жениха взгляда, слова, чего-нибудь, что могло бы показать ей, что она любима.
Эта угрюмая физиономия пугала
