Шереметевых были введены пятеро цыган и шесть цыганок. Долго веселили они гостей своими песнями и пляской, а потом цыганки стали гадать, получая за это с гостей щедрую подачку.
– Эй, старая колдунья, погадай и мне про мою судьбу!.. Скажи, что ждет меня впереди, – подзывая к себе старую цыганку, одетую в рубище, грубо сказал князь Иван Долгоруков, протягивая руку.
Долго смотрела на его ладонь цыганка, а потом, не говоря ни слова, хотела отойти прочь.
– Стой!.. Куда же ты? Сказывай, что на моей ладони увидала! – остановил ее князь Иван Долгоруков.
– Ох, князь-красавец, лучше не спрашивай. Цыганкины слова вещие, они сбудутся, не минуются. Судьба твоя плачевна и несчастна. Кровь, кровь я видела… Несчастный, бесталанный!.. лютая казнь ждет тебя.
Как тихо ни проговорила эти слова цыганка, но они дошли до слуха графини Натальи Борисовны, стоявшей рядом с женихом, и она упала без чувств.
Произошел большой переполох. Все бросились на помощь графине. Старая цыганка воспользовалась этим и скрылась из палат незамеченной. Сколько ни искали ее, нигде не могли найти. Некоторые из гостей заметили, что с этой цыганкой перед тем долго говорил князь Никита Трубецкой, находившийся на балу; кивком головы он показал старухе цыганке на своего соперника, князя Ивана Долгорукова.
Обморок невесты на всех гостей произвел удручающее впечатление. Они поспешили разъехаться, и в палатах Шереметева у своей невесты остался только Иван Долгоруков со своими любимцами и приятелями – Левушкой Храпуновым и Степаном Васильевичем Лопухиным. «Свойственник государев по бабке его Лопухиной, первой супруге Петра Великого», Степа Лопухин был камер-юнкером при дворе и пользовался особою привязанностью царского фаворита.
– Ну что, как Наташа? – дрожащим голосом спросил Иван Долгоруков у брата невесты, графа Петра Борисовича Шереметева, только что вернувшегося из горницы сестры.
– Все еще без памяти. Впрочем, лекарь говорит, что опасного ничего нет.
– Господи, и с чего это с нею, с чего? Неужели вранье проклятой цыганки так подействовало на нее?
– Страшные слова сказала цыганка, князь Иван Алексеевич, страшные.
– Неужели же верить им?..
– Ох, князь, большинство людей верит в цыганские предсказания.
– Неспроста старая цыганка сказала те слова, неспроста, – тихо проговорил Храпунов. – По-моему, ее подучили сказать их.
– Кто, кто?
– Верно сказать, князь, я не могу, а только видел, что князь Никита Трубецкой с цыганкой что-то долго говорил и на тебя кивнул ей головою.
– Ты думаешь, Трубецкой подучил цыганку? Может быть! У Никиты Трубецкого есть ненависть ко мне и злоба, он ненавидит меня, и, без сомнения, это он подучил цыганку. Но он поплатится мне за это!.. Я все узнаю, – с большим волнением проговорил Долгоруков.
– Что ты задумал делать? – спросил Лопухин.
– Я… я сейчас поеду к Трубецкому и спрошу у него.
– Разве он скажет тебе?
– Я
