style="font-size:15px;"> – Что?! Ты с телевизором сидел?
Он засмеялся и замотал головой так, что рыжие космы разлетелись пламенными языками.
– Там свое кино получилось! Тайное… Вот придем, покажу.
Во дворе Фаддейка повел Юлю в угловой сарайчик. Там стоял верстак с тисками, лежали обрезки досок.
– Смотри, – прошептал Фаддейка и плотно прикрыл дверь.
Над верстаком, на стене, обитой довольно чистой фанерой, выступило яркое пятно. На нем ясно обозначились качающиеся ветки рябины с оранжево-красными гроздьями, край крыльца, забор, желтые облака над забором. Точнее – под забором, потому что все было перевернуто… Вниз головой сошла с крыльца маленькая тетя Кира в ярко-синей кофточке. Она, кажется, созывала кур.
– Как интересно! – восхитилась Юля.
Но не удивилась. Такой фокус ей был известен еще с уроков физики: маленькое отверстие может служить объективом, как увеличительное стекло, и давать четкое изображение. Темный сарайчик превратился как бы во внутренность громадной кинокамеры, а объективом была дырка от сучка – она светилась в двери.
– И правда кино, – сказала Юля.
– Сейчас еще не очень интересно. А позже, когда закат, тут знаешь какие сказки получаются! Можно что хочешь увидать, особенно когда облака горят… Все такое красное и золотистое, и будто… Ну, как на другой планете.
– Фаддейка, но ты же не любишь выдумки, – осторожно поддразнила Юля.
Он настороженно огрызнулся:
– Кто тебе сказал?
– Нина Федосьевна. Как ты разругал "Аэлиту".
– "Аэлита" – другое дело. Потому что все там не так. А тут наоборот, так.
Юля почуяла его ощетиненность и примирительно сказала:
– Хорошее кино. Только жаль, что вниз головой.
– Ничего не жаль, даже интереснее!.. А если надо, я могу и так! – Фаддейка вскочил на чурбак, подпрыгнул и повис на турнике – это была тонкая труба, вделанная между стенкой и столбом, подпирающим крышу.
Фаддейка покачался, роняя незашнурованные кеды, крутнулся, закинул ноги на трубу и повис вниз головой. Столб качнулся. Толчок передался всему сарайчику, дверь с тонким пением отошла, и в открывшемся свете перевернутый Фаддейка возник во всей красе. Красно-апельсиновые клочья волос разметались, как борода Барбароссы. Широкие губы расползлись улыбкой-полумесяцем. Майка съехала до подмышек. На уровне Юлиных глаз горели на тощем Фаддейкином животе свежие царапины – следы недавней возни с поленьями, и темнел аккуратный, как электрическая кнопка, пуп.
Юля засмеялась, хлопнула Фаддейку по пузу и сказала, что он свихнет шею.
– Не-а! Я могу так хоть сколько висеть. Хоть две серии настоящего кино…
Он закачался, устраиваясь поудобнее, как летучая мышь, которая отдыхает вниз головой. Из карманов посыпались пятаки, карандашики, мелкие гайки и стеклышки. Следом за ними на дощатом полу звякнула плоская медяшка. Фаддейка разогнул колени, мягко упал на руки и быстро накрыл ее ладонью.
