крестьянами. Полная противоположность грекам… философам. Видите ли, когда я снимаю фильм, то на сто процентов чувствую себя греком, а когда не работаю – на сто процентов римлянином.
Мне было известно, что Харрис чистый самоучка. Жаждал ошеломить меня своей эрудицией и широтой кругозора или просто хотел объяснить, почему он в таком виде?
– Как обед с Сэмюэлем, все прошло хорошо?
Мне понадобилось две секунды, чтобы понять, что он говорит о Кроуфорде.
– Очень хорошо.
– Надеюсь, он не слишком надоел вам своими байками. Стоит ему погрузиться в прошлое, как его уже не остановить.
Харрис вытер салфеткой перепачканные землей руки.
– Заходите! Давайте войдем, в доме нам будет гораздо комфортнее.
Входная дверь вела в вестибюль, стены которого в стиле старых английских замков были увешаны звериными головами, набитыми соломой.
– Я бы охотно устроил вам прогулку по дому, но не думаю, что вы прибыли сюда ради этого.
Я последовал за ним в огромную гостиную, в беспорядке заставленную вещами. В центре комнаты торжественно возвышался длинный дубовый стол, где расположили стойку с закусками, коих хватило бы на целый полк. У мраморного камина находился низкий квадратный стол, почти полностью заставленный аккуратными стопками книг и видеокассет, а вокруг были расположены диван, обитый потертым бархатом, и несколько разношерстых кресел. Интерьер был упрощенным и совсем не отличался изяществом.
Харрис не предложил мне присесть. Я ждал, когда он займет место в одном из кресел, чтобы сделать то же самое. Услышав что-то вроде храпа, я заметил лабрадора, растянувшегося рядом с камином. Пес встал на лапы, а затем безо всякой враждебности подошел обнюхать меня. Он был старым и немного запаршивевшим. Левый глаз у него был совершенно непрозрачным. Чтобы показаться вежливым, я погладил его. В свою очередь он принялся пускать слюну мне в руки, издавая довольное ворчание.
– Как его зовут?
– У него нет имени. Это всего лишь собака.
Я подумал, что Харрис шутит, но его лицо осталось невозмутимым.
– Вы голодны?
В животе у меня заурчало. Я не знал, от голода или от волнения.
– Если вы составите мне компанию.
– Сейчас приготовлю вам тарелку.
С некоторым затруднением он поднялся. Как зачарованный, я смотрел на эту легендарную личность из мира кино; и этот человек, неловкий в своей рабочей одежде, суетится вокруг стола, наполняя тарелки всем, что попадается под руку. Если у него и есть тьма слуг, они, должно быть, умеют ничем не выдать своего присутствия, так как в этом огромном доме я ни с кем больше не столкнулся.
Я пообещал себе принимать события как есть, но теперь чувствовал себя смешным, сидя в кресле со старым псом, буквально приклеившимся к моим ногам.
– Я видел все ваши фильмы… за исключением первых короткометражных.
Ничего
