она тебя шпашла… щил нет…
Вдруг одна из девочек быстро заговорила:
– Ей нельзя… она сама едва жива, зачем сказал… нельзя. Ты иди, тебе надо жить. Иди.
И махнула на меня рукой. Дети отвернулись и медленно пошли от меня в туман, постепенно растворяясь в белесом мареве.
Я открыла глаза, и сразу прозвучал радостный крик Фисы:
– Лебёдушка очнулась, краса наша, жива, жива, Машенька…
– Фиса…
– Молчи, молчи, уста не раскрывай, едва жива, сил нет…
– София… Фиса, где София?
Пытаясь встать, я только чуть качнула головой, сил действительно не было, даже голос сиплый, почти шёпот. Перед глазами появилась Мари с потухшим взором почти прозрачных глаз и коснулась моей руки:
– Рина, тебе нельзя говорить, молчи.
– Амир, где Амир?
– Он жив, всё хорошо, он вспоминает. Рина, молчи.
Я облегченно вздохнула, и медленно произнося слова практически по буквам, потребовала:
– Принесите Софию.
– Рина…
– Она спасла нас. Принесите её сюда.
– Окстись! В тебе силы на вздох! Сонюшка… оклемается…
А сама закрыла лицо, замотала головой в отчаянии, страшный выбор приходится делать – меня спасать или Софию. Я дёрнулась в очередной попытке встать и потеряла сознание.
Маленький мальчик сидел на большом камне и плакал, а я не могла пробиться сквозь невидимую стену, чтобы подойти к нему и утешить. Я била по ней кулаком, кричала, звала его, а он не слышал меня, не поворачивался в мою сторону, только плакал, не утирая слёз. Кто-то тронул меня за плечо, обернувшись, увидела девочку, которая говорила мне, чтобы я жила. Она поманила меня пальчиком, и когда я наклонилась к ней, прошептала:
– Он может её спасти.
– Кто?
– Он.
Девочка улыбнулась грустной улыбкой и повторила:
– Он.
– Да кто же это?
– Ты знаешь.
Тёплой ладошкой она погладила меня по щеке, спокойно прошла сквозь невидимую стену и села на камень рядом с мальчиком. Они сидели такие худенькие и маленькие, сквозь тонкую ткань одежды были видны ребра и позвоночник, каждая косточка, и я с ужасом подумала – они голодают, им нечего есть.
Когда я проснулась, рядом со мной сидела Мари и горько плакала. Слёзы текли по её щекам, и она не утирала их, только высоко подняла голову и пыталась сдержать рыдания.
– Мари…
– Молчи, Рина, тебе нельзя говорить. Ты не берешь энергии, совсем ни у кого, все пробовали… отец тоже… тебе нужно беречь силы, мы придумаем что-нибудь…
Она отвернулась от меня и утёрла слезы, лихорадочно вздохнула.
– Мари, София жива?
– Да… мы пытаемся…
– Я должна её спасти.
– Нет… Рина, она сказала, что её жизнь… поэтому
