style="font-size:15px;"> Двуручной прадедовой пилой, с кое-как набитой на струганные колышки перекладиной, бабушка «намазурилась» пилить в одиночку, привыкла уж, а я подбирал поленья, вдыхал древесный дух свежего спила и складывал дровишки в рядок. А она все пилила без устали, ворча при этом, что она – «семижильная». На мясистом, пористом носу бабушки то и дело выступала крупная капля пота, и бабушка отирала его подолом.
Помню бабушкины руки, с шишковатыми пальцами, почерневшими от въевшейся печной гари. Эти пальцы, захряснувшие, кривые, словно обрубленные корни выкорчеванного старого пня, пропахли серным дымом от спичек. Порой этих спичек, длинных и толстых, ей приходилось извести с десяток, прежде чем какая-то загорится: сера крошилась об чиркалек, так и не вспыхнув.
– Вот ведь спички стахановские! – причитала бабушка.
– А что такое – стахановские? – спрашивал я.
– Это значит – кое-как сделали, скорей-скорей, всё бегом, по-стахановски, – отвечала бабушка. – В общем, отвяжись, худая жисть. А вот раньше-то…
Когда – раньше? При царе, что ли? Да ведь при царе и спичек-то, поди, не было – так мне казалось почему-то.
Сейчас, косо, по неровному кругу, напилив «дубок», бабушка кричала через забор с надеждой:
– Рая, есть еще чего-нито бросовое, на дрова?
– Хватит пока что с тебя! – отзывалась тетя Рая.
У тети Раи был газ, вода и все такое прочее, дрова ей были ни к чему, и бабушка тихо негодовала, почему это Райка не отдаст ей на распил все доски и бревна, что были сложены горкой в ее дворе, по ту сторону общего забора. «Ждет, когда сгниют от дождей, тогда и отдаст», – обреченно сетовала бабушка.
И добавляла голосом, скрипучим от сладкой, горючей слезы:
– Ладно, аук!
Что такое это самое «аук», я долго не понимал, а потом решил, что, наверное, так в старину люди высказывали пожелание, чтобы кому-то «аукнулись» его недобрые дела.
И, конечно, бабушка искренне полагала, что скотиной и птицей соседка занимается от неугомонности своей, от суеты, да еще – от жадности непомерной, ведь жить с газом, теплом, водой и канализацией, по бабушкиным понятиям, это… ну, почти что как в раю, а там, в раю-то, знамо дело, не работают и о хлебе насущном не беспокоятся, там всем пенсии небесной хватает на все про все.
Зачем в раю поросенок?
Бабушка, видно, так и представляла себе, что рай – это пенсия после жизни, и очень хотела поскорей на эту пенсию.
А пока что…
«С соседом надо жить в мире, Санёга, а где живешь, там не ругайся, – подытоживала бабушка с рассудительностью, после того как длинно помянет тетю Раю хлестким словцом. – Какой он ни есть, а он сосед, запомни это, Саша».
Тете Рае рассуждать подобным образом не приходилось, потому что других соседей, кроме бабушки, у нее просто-напросто не было. Сразу за тети Раиными обширными угодьями
