style="font-size:15px;"> – Так что ты разбил его.
– У меня не было выбора!
– И звук привлек их.
– Да, наверное.
– И, однако, ты не выпрыгнул в окно, хотя свобода и безопасность были на расстоянии нескольких футов от тебя.
– Я не мог бросить ее.
– И вернулся к кровати за ней?
– Они приближались.
– Ты слышал их.
– Я подхватил ее на руки. Она была словно мертвая. Я потащил ее к окну, споткнулся, и она упала. Я наклонился, чтобы поднять ее, и тут…
– Ты увидел их в дверях.
Малакки снова кивнул, теперь порывисто, глаза его были широко раскрыты, словно он сам удивлялся тому, что говорил.
– Откуда вы знаете?
– Это был самец или самка, не припомнишь?
– О, ради бога, Пеллинор! – взмолился констебль.
– Ну, хорошо, – вздохнул Доктор. – Ты бросил сестру и убежал.
– Нет! Нет, я бы ни за что не бросил ее! – закричал Малакки. – Я бы ни за что не отдал ее этим… чтобы они… Я схватил ее за руки и потащил к окну…
– Но было слишком поздно, – подсказал Доктор, – над вами уже нависло чудище.
– Оно так быстро двигалось! Одним прыжком оно перескочило через комнату, схватило зубами ее за ногу и выдернуло ее у меня так же легко, как взрослый может вырвать куклу из рук ребенка. Оно подбросило ее вверх, и голова Элизабет ударилась о потолок с тошнотворным глухим стуком. Я услышал, как хрустнул ее череп, и затем ее кровь дождем обрушилась мне на голову – кровь моей сестры!
Он потерял самообладание и закрыл лицо руками. Все его тело содрогалось; он душераздирающе рыдал.
Доктор потерпел немного, но лишь чуть-чуть.
– Опиши чудовище, Малакки, – скомандовал он. – Какое оно было из себя?
– Семь футов… может, выше. Длинные руки, мощные ноги, бледное, как труп, без головы, но глаза – на плечах… скорее, один глаз. Второй был выбит.
– Выбит?
– На месте второго глаза чернела пустая глазница.
Доктор многозначительно посмотрел на меня. Слова нам были ни к чему; мы подумали об одном и том же. Точнее, о той же, которая была ослеплена когда-то волею случая или судьбы.
– За тобой не погнались, тебя не преследовали, – сказал Доктор, снова глядя на Малакки.
– Нет. Я бросился в разбитое окно и даже не поцарапался! Ни единой царапины, вы только подумайте!.. А потом я вскочил верхом на лошадь и поскакал что было сил к дому констебля.
Уортроп положил руку, обагренную кровью этой семьи, на вздрагивающее плечо Малакки.
– Очень хорошо, – сказал он, – ты все правильно сделал.
– В чем хорошо? – вскричал Малакки. – Что в этом было правильного?!
Доктор подал мне знак оставаться рядом с мальчиком на скамье, а они
