отца уродилась она красноречьем:«Подстилка, – кричала ей, – ты! Не жена! –
И прочие слух оскорблявшие речи. –
Ты ровня ли маме? Мать доброй была!»
Степанида ее пуще всех не любила
В доме. «Косая!» – «Себя погляди! –
Степанида с усмешкой в ответ говорила. –
Косолапая! Девкой оставят, поди!»
(Настя в два года рахитом болела –
Голод был в Питере. Чудом жива.)
Степаниде и тут отвечать не сробела:
«Лучше уж девка, чем как ты жена». –
«Рада, небось, будешь ты и такому». –
«Я никогда себя не посрамлю!» –
«Выйдет сестра, запоешь по-другому». –
«Пусть идет! Стыд на нее не свалю».
Гордо глядела, расправивши плечи.
Нюра потише сестренки была.
Ту уж просватали. Долгие речи
О паре для Нюры молва не вела.
С детства любила она Журавлева
Степана. Когда возвратились в село
Из Питера вместе с детьми Поздняковы,
Тот скоро заметил в ней счастье свое.
Открыто ухаживал. В доме считалось
Его, что мужчина сперва отслужить
Должен, – разлуки чтоб с ним не боялась
Жена, а потом уж семейство творить.
Матвей понимал это. Делом решенным
Свадьба их виделась. Старше на год
Был Журавлев Нюры. Счастья влюбленным,
Им мнилось, ждать век, но кто любит, тот ждет.
13. Перемены
Время бежало. В двадцать девятом,
Как и предвидел Матвей, по стране
Частные всюду закрылись пекарни,
Заводы и фабрики, и ателье.
Всё отходило Советам. Не минул
Участи общей в ту пору купец
Бывший. Для многих безвестно он сгинул,
Впрочем, судьбе его был не конец.
Прислуги в дому у него не осталось,
И сам дом изъяли. Ютился с женой
В коммуналке московской, – конечно, не радость,
Но был счастлив тем, что хотя бы живой.
Из прежнего дома им взять разрешили
Личные вещи, особой цены
Не имевшие. Сбыв их, беднее купили
Еще, дабы взгляда привлечь не могли.
Купили посуду и мебель. Неплохо,
Коль су́дьбы несчастных припомнить иных,
Пока обходилась чужая эпоха
Со ждавшими мер несравнимо других.
Ольга готовить когда-то умела,
Хозяйство вести. Вспомянув отчий дом,
Где научиться тому и успела,
Справлялась неплохо с домашним трудом.
Муж на работу пошел: подыскали
Службу ему, скрыв в архиве его.
Большого труда на той службе не ждали –
Ходил бы для вида, и то ничего.
Георгий Петрович доверье старался
Всё ж оправдать, и работы своей,
Пусть и грошовой, отнюдь не стеснялся.
Что ж, коли до́жил до пасмурных дней?
Шутил над нуждою. Ему миновало
Лет пятьдесят пять. К прислуге былой,
В Москве закрепившейся, Ольга бывала
И
