А может, горяченького хочешь? Как насчет глинтвейна с яблочным пирогом?.. Вон – продрогла вся… Суконце ты мое залатанное… Или просто… борща с сальцем да чесночком, ты как?.. жировая пленка и ветчинная прожилка?.. В момент отпаришься… Да не стесняйся, не стесняйся, сирая… Я сегодня при „лавэ“… Извини за убогий язык – при деньгах я, простынка ты моя лоскутная… Впрочем, тебе понятней первый вариант – ущербный… Песнь ты моя… не спетая…»
Тем временем обезличенный не терял времени даром. Рука его была под столом и теребила пероксидную шевелюру большеглазой и влажногубой Лайкры, которая, со стороны казалось, искала среди объедков и костей завалявшуюся шпильку. «Хваты подбери, кому говорю, подбери хваты», – изредка наставлял он нерадивую, побрякивавшую дешевым драже бижутерии одалиску.
Быстродей швырнул на стол несколько фотографий с наспех сделанными надписями, выхватил протянутые купюры и, утянув за объектив пузырящегося в шампанском Перфорация, покинул зал.
– Я еще не отснял пленку! – упирался тот, на ходу щелкая аппаратом.
– Бежим, говорю. Чем толще извив цепи – тем тоньше извилина. Не так поймут: нас потом самих и отснимут, и проявят… в серной кислоте.
– А что ты там написал? – поинтересовался Перфораций, и Быстродей рассказал ему о надписях.
На одном снимке, оставленном Быстродеем, была запечатлена бутылка водки и удаляющаяся ноздря. Фото именовалось: «Я и абсолют». «Я» – с большой буквы, «абсолют» – с маленькой и без кавычек.
Вторая фотография была групповой: между двумя гунявыми размывами сидит придушенная бледнокудрая Лайкра с пероксидной челкой-чупруном на один глаз и брошкой на груди в виде «ночной бабочки». Одно кулаковидное пятно держит на излете вилку с рыбиной, другое – кастетное, с раскатанными губехами, размазывает по лицу панельщицы тушь. Фото – «Мы с севрюгой».
Третья и четвертая были скромными. Одна полностью черная, другая – алая. Назывались они одинаково – судя по всему, тут Быстродею воображение отказало: «Икра – три литра».
Пятая же отображала некоего брюхатого типа, пытавшегося заглотить микрофон, повернувшись к экрану «Караоке». Именовалась она изысканно, но была с ошибкой, сделанной Быстродеем сознательно: «Ланфрен-вольфрам».
– Эти? – ухмыльнулся фотомастер, ознакомившись с текстами. – Не переживай. Поймут. Поймут, как им надо. Даже похвалят. – Но всё-таки подчинился и пошел за коллегой, напоследок развернувшись и двумя ударами добив свою пленку: «Клац! Клац!»
Вскоре Вискоза, опустив очи долу, жеманно дернула хрупким, почти детским, плечишком, повернулась спиной к разгоряченной публике; показались крупные горошины тощего сколиозного позвоночника, танцовщица стыдливо шевельнула костлявым тазом, целлофан окончательно сполз на сцену, беззастенчиво обнажив попку в ямочках и потасканные, бывшие в употреблении
