себя в порядок, – стал жалобно канючить студент.– К тому же, у меня очень болит нога. Мне тяжело идти за вами. Мне больно!
– Больно? – старик с удивлением взглянул на Игоря. – Вы, молодой человек, не знаете, что такое боль. – И снова зашагал в сторону крепости. На щеках его выступил, не свойственный людям его возраста, румянец. Похоже, он даже помолодел, а в его серо-голубых глазах заиграли чёртики.
– Что значит, не знаю, когда я её чувствую, – семеня рядом с профессором, продолжал причитать Игорь.
– И не в состоянии вытерпеть? А ведь это ничто по сравнению с душевным страданием. – Старик снова остановился и пристально посмотрел на Игоря.
– Почему, я тоже в своей жизни испытал душевные муки. Да, не верите? – не дав своему оппоненту возразить, произнес студент. – Даже хотел жизни себя лишить…
– Стоит ли подвергать себя такому испытанию из-за какой-то юбки? – старик снисходительно улыбнулся.
– Как вы догадались, что из-за юбки? – удивился юноша.
– Ну а какие ещё душевные страдания могут быть в вашем возрасте?
И помолчав продолжил тихим голосом:
– Молодой человек, не переживайте вы так. И физические, и, тем более, душевные страдания – это только стимул для нашей деятельности. Именно в страдании мы чувствуем жизнь. Без этих страданий наступило бы состояние безжизненности. Вы меня понимаете?
Да, Игорь его понимал. Очень хорошо понимал. Раз ему больно, и он ощущает эту боль, значит, он существует! И не важно, в том или в этом мире. Главное, что он живой! Уже хорошо! Но страдать ему не хотелось. Особенно физически страдать.
– Так вы меня отведёте к себе домой?
– Отведу. Вот дойдём до того угла, – старик поднял трость, указав ею на излучину реки, – и повернём обратно.
– А зачем туда идти? – искренне удивился студент. – Можно ведь и здесь повернуть. Там мы всё равно через речку не перейдём. Моста-то нет.
– Потому что я не могу нарушить максиму? – чеканя каждое слово, произнёс профессор.
– Что?
– Максиму, неужели не понятно? Правило.
– А кто его придумал, это правило?
– Я.
– И что, вы не можете нарушить то, что сами же выдумали?
– Не могу. Потому что теперь эти максимы мне не принадлежат.
– А кому они принадлежат?
– Народу. Гражданам нашего города. Я не вправе нарушить тот уклад, который сам же и завёл. Все в городе знают: во сколько часов я выхожу из дома, когда подхожу к Кафедральному собору, когда буду у Фридрихсбургской крепости, во сколько отопью кофею.
– И что, ничто не может нарушить этот ваш уклад?
– Почему же, может…
– Что?
– Смерть.
Игорь с изумлением смотрел на своего спутника. Да, ему
