Ходил за мною следом – в ванную, из ванной на кухню, с кухни – в мой кабинет, и смотрел, смотрел с укоризной. Наконец не выдержал:
– Значит, говоришь, не надо вас охранять.
Я молчал. Крыть было нечем. К тому же тампон с мазью приложенный мною на рану сваливался с головы, и вообще чувствовал я себя прескверно.
– Погоди-ка… – бабайка залез на диван, с дивана перебрался на стол. – Наклонись.
Я наклонился. Бабайка взял в руку (или лапу?) тампон и пришлёпнул его на рану.
– Всё.
– Что всё?
– Будет держаться.
Я потрогал тампон указательным пальцем. Тампон был обычный – мягкий, сооруженный из сложенного несколько раз бинта. Вот только почему-то был он словно присохший к ране. К свежей ране.
– А-а-а… А как я его сниму?
– Что такое? – бабайка озабоченно показал лапой, дескать, наклонись, взял с раны тампон, посмотрел на него. Я же напряженно таращил глаза исподлобья, пытаясь разглядеть собственную макушку.
– Всё нормально, – сказал бабайка и снова пришлепнул тампон на рану.
Чёрт знает что такое. Не падает. Держится и не падает.
XII
Прошла неделя. Ольгой я был беспощадно за свое легкомыслие отруган. Никитка немного за меня испугался, и потом каждый день тыкал в подсыхающую рану пальчиком – проверял. Кстати, мой вам совет: не повторяйте моей ошибки. Если получите рассечение кожно-волосяного покрова – сразу идите к травмпункт. Там вам рану зашьют, и она уже через пару дней будет выглядеть вполне прилично. Я же этого не сделал, и заживала она у меня подольше и выглядела похуже.
XIII
Была пятница. Не самый плохой день недели. Некоторые даже считают его лучшим – трудовая неделя позади, впереди выходные.
Хорошо!
Я принял ванну и, наконец, помыл голову, с разрешения хирурга, который закрыл мне больничный намедни.
М-м, ага, а мы гуляем, мы крутые, ага
А мы хорошие, не злые, ага,
Пада-бада-ба-будет вечер,
Будут выходные.
Напевая так, двигался я в махровом халате, по направлению к своему кабинету, вытирал голову полотенцем и чувствовал себя прекрасно.
– … я не боюсь.
– И правильно. Давай, лезь. Там тебе будет хорошо.
– Купишь мне мороженое?
– Конечно, куплю.
Вот такой диалог между Никитой и бабайкой слушал я, стоя перед дверью своего кабинета, и холод снова бежал по позвоночнику, и бухало сердце, отдавая в виски. И тут голоса начали стихать, словно удаляясь, и тихо стукнула дверца стола. Я сильно толкнул дверь и вбежал в свою комнату.
В ней некого не было.
Продолжая обманывать себя, я дёрнулся в детскую – никого. Заглянул в туалет – пусто. Прижавшись спиной к стене, какое-то время я бездумно слушал, как на кухне напевает Ольга, готовя ужин. Нет, это даже помыслить было нельзя – вовлечь её в этот бред.
И
