нарядах, грибок на с виду безупречной коже или томный взгляд раскосых разноцветных глаз.
Стоило ли вспоминать про теней, про фреску, про боль от едва ощутимых, острых уколов в кожу. Марсель присел в кровати. Снятый кафтан висел на спинке стула, башмаки валялись возле постели. Рукав его рубашки был по-прежнему закатан, а на коже прямо возле голубоватого узелка вен виднелось два прокола с запекшейся вокруг них кровью. Точно такие же ранки остались и на другой руке выше локтя, и на плече, и на шее. На белом полотне рубашки остались крошечные кровавые пятнышки. Все тело ныло так, будто его избили или, по крайней мере, сильно исцарапали. Даже синяки не болят так сильно. Марсель хотел собраться с силами, встать и подойти к зеркалу, чтобы рассмотреть раны на горле, но инстинктивно почувствовал, что в комнате кто-то есть, кроме него. Надо было понять сразу, что Эдвин никуда не ушел. Марсель ощутил странную радость от того, что необычное золотоволосое существо, укрывшись собственным крылом, спит на другом краю кровати. Наверное, Эдвин проспал здесь весь день, после того, как они вернулись из царства тьмы, фресок и теней. Ангел свернулся поверх одеяла уютно, как кошка, и не проявлял никаких признаков жизни. Только ровное холодное дыхание доказывало, что он живой и настоящий, а не просто искусный манекен. От этого дыхания, казалось, уже давно льняная наволочка должна была покрыться замерзшим инеем.
Марсель с удивлением понял, что тоже проспал весь день. За окном уже давно свечерело. Плащ Эдвина был небрежно наброшен на створку окна, словно специально для того, чтобы защитить необычного постояльца от нещадных палящих лучей дневного света. Зимой солнце не бывает ни теплым, ни ярким для человека, но такое создание, как Эдвин, должно быть более чутким к любому теплу. Марсель читал когда-то о представителях волшебной расы, боящихся огня, и не стал зажигать лампады, испугавшись, что Эдвин может ощутить боль от близости свечи. Он, наверное, на дух не переносит огня.
Сквозняк просочился через щелки в ставне, и символы, вышитые на плаще, тускло вспыхнули и стали радужно переливаться, словно опровергая догадку Марселя о страхе их владельца перед огнем.
Марсель вдруг подумал, что нужно было бы взять плащ и укрыть им спящего Эдвина, чтобы тот не продрог на сквозняке. Если только он не привык спать, свернувшись клубочком, на крыше каких-нибудь особняков, то теплое покрывало – мера необходимости. Это слишком трогательная забота о духе, конечно, но ведь Эдвин не только призрак, он ему друг. Марсель потянулся к плащу, полощущемуся на окне вместо занавеси, но остановился, пораженный собственным порочным, даже вороватым желанием. Ведь Эдвин спит, он может ничего не заметить.
Перед тазиком для умывания тускло поблескивали бритва и острые маленькие ножницы с загнутыми концами. Такими ножницами обычно обрезают ногти или подстригают волосы. Марсель схватил их, придвинулся к подушке, озаренной мерцанием золотых кудрей, и быстро срезал
