обещали нелёгкую смерть пленнице. Недолго ждать осталось – и это тело будет корчиться в огне, это гордое лицо исказит смертная мука. По телу визиря пробежали сладкие мурашки, когда он пригрезил себе, как будет гореть её молочно-белая плоть, как будет лопаться в огне золотистая кожа. О, она будет гореть медленно – он не поскупился на награду палачам, и они сделают всё, как надо.
Народ неистовствовал, наседая вперёд, и воинам Аль Магруфа стоило труда сдерживать его. «Жги ведьму! Жги!» – вопила, брызгая слюной и потрясая кулаками толпа.
Дети, взобравшись на ворота и крыши домов, кидались в приговорённую гнилыми яблоками. Женщины, бывшие в тягости, отчаянно спекулировали своим положением и, выпятив животы, как каравеллы, пёрли вперёд, в стремлении занять лучшие места.
«Жги ведьму!» – пискляво вторила толпе малолетняя уличная девка, вставая на цыпочки, чтобы лучше видеть происходящее. «Жги ведьму!» – басил слева толстяк с огромной бородой, куда налипла шелуха от семечек.
Демира слышала, как беснуется праздный люд, но даже не смотрела вниз. Её взгляд был устремлён вверх, в пронзительно-голубое небо. Яркий солнечный свет резал глаза, вызывал слёзы, а она смотрела и не могла насмотреться. Она не боялась смерти, даже такой, гнусной, отвратительной, самой лютой из всех смертей. Она не жалела о своей недолгой жизни, и о том, что не успела найти своё королевство. Сегодняшний день был днём её триумфа, она стояла выше всех, так близко к Солнцу.
– Последнее слово! – повелительно прокричал Аль Магруф, и людской гул тот час же смолк. – Дайте ей последнее слово!
– Тише! – прошелестело по площади. – Сейчас ведьма будет каяться!
– Говори, несчастная! – велел визирь.
Демира нехотя оторвала взгляд от солнца и посмотрела в толпу. После яркого света перед глазами стояли тёмные пятна, и она плохо видела её: серую, безликую, глупую, бесконечно гнусную. Нужно было не унизить себя перед ней, не захлебнуться криком, когда огонь будет вгрызаться в её тело. Демира верила, что сумеет умереть достойно. Она улыбнулась чему-то своему, далёкому, и, отворотив взгляд от притихших в ожидании зевак, вновь подняла его к Солнцу.
«Жги ведьму! – с новой силой завопил оскорблённый невниманием сброд на площади. – Палач, поджигай костёр!»
Метко брошенный каким-то мальчишкой огрызок яблока больно стрельнул Демиру по голой ноге – белая рубаха смертницы была так коротка, что едва закрывала колени. Демира невольно дёрнула плечом, вызвав злорадное ликование городских бездельников: «Замёрзла, ведьма?! Ничего, сейчас согреешься!» «Поджигай, палач! – вопила толпа. – Не томи!»
Палач поднёс факел к нижним сучьям, поджигая их сразу с четырёх сторон. Сухие дрова послушно занялись, затрещали, пламя побежало вверх, к босым ступням Демиры. А она смотрела вверх, на солнце.
Вдруг в задних рядах послышался женский визг, крики, толпа шарахнулась в стороны, давая дорогу
