всё решит. Эх, Инна, если бы не ты…
В ледяных глазах блеснула тоска: пронзительная и щемящая.
– Да я только отвлекла гу-гу-рау… Блин, язык можно сломать! Зато не сумела эту вашу штуку включить, – выставила руку с белым браслетом. Он сейчас не горел. Когда Лоренс успел его выключить Инна не помнила. – Тут же ничего нет, даже кнопочек, – повертела туда-сюда. – Мне проще было с кулаками полезть. Не то пришлось бы смотреть, как он тебя…
Поёжилась.
– Бр… какая гадость, эти ваши гурты-бурты.
– Гуртау, – поправил Лоренс, слабо улыбнувшись. Да, не до шуток ему сейчас. Как же нелепо. Инне захотелось спрятать лицо под ладонью, но она лишь стиснула губы и отвернулась, делая вид, что смотрит на высокое здание особняка.
Они прошли вдоль насаждений, нелепо остриженных шарами. Голые ветки торчали в разные стороны, а в некоторых местах проглядывали приличные проплешины.
Почти у самой двери с боковой стороны Инна прошептала:
– Лоренс, улыбнись. Сейчас полечим тебя, и снова будешь, как новенький – холодный дерзкий и… – запнулась. Хотела сказать «мой», но слово встало поперек горла.
Лоренс натянул улыбку, но вышло жалко. Словно он устал улыбаться. И впускать в себя эмоции.
– Я не хочу продолжать, – выдохнул он. – Слишком устал от этого. Но и уйти не могу. Мой отказ будет означать конец, Инна. Слишком о многом приходится молчать. Прости меня, Инна. За всё прости…
– Не нужно. Я же вижу, как это тебя мучает. Не терзай себя. Так ли страшны эти испытания, если знать, что ты будешь рядом? Но только посмей улыбнуться Нимеридис! – Инна пригрозила ему указательным пальцем, выдавливая улыбку сквозь боль в груди от безысходности. Лоренсу нужна сейчас её поддержка – иначе он сломается. Она чувствовала это.
Слегка прижавшись к его груди щекой, Инна прошептала:
– Мы найдём выход. Может, не сегодня, но найдём.
Лоренс склонил голову и осторожно поцеловал Инну в волосы.
– Только ты здесь бросаешь вызов системе. Одна лишь ты ничего не боишься. Выше голову, Инна. Может быть, именно у тебя получится что-то изменить. У меня – не вышло.
Лоренс выдохнул: шумно и надсадно. Его слова застряли в ушах звучным рокотом, как майский гром.
– Я так слаб по сравнению с тобой, Инна, – продолжал Лоренс. – Я предал себя. Я сдался.
– Может тебе просто не было за кого бороться?
– За себя, – произнёс Лоренс холодно. – Разве это менее значимый повод, чем бороться за кого-то?
– Тебе видней.
Дверь возникла перед глазами серой сплошной стеной, за которой Инну ждало привычное заключение. Бороться с системой не имело смысла, и Лоренс прекрасно это понимал. Что может она – хрупкая чужая женщина? Правильно: только покориться и терпеливо ждать. Ждать либо смерти, либо возвращения к сыну. Другого не дано.
За
