мне уже клятвенно гарантировали. У меня на зоне политик объявился! Статья 70 – «Призывы к насильственному свержению советского строя»! Ему мало было какому-то козлу в кабаке яйца на вилку насадить – теперь он, блядь, в диссиденты записался!
– Не понял юмора, – удивлённо пробурчал начальник производства Зеньковский, сосредоточенно разливая по стаканам «Столичную». – К чему он там призывал, террорист хуев? Из него же политик, как из говна пуля…
– А ты почитай, почитай! – И Сергей Сергеич, вынув из ящика пачку бумаг, зло швырнул их на стол.
Это были не письма. Это были поэмы. «Маленькие трагедии». Булыжник – оружие пролетариата, запечатанный в конверт и обрушенный на тупые чиновничьи головы. Краткий курс истории ВКП(б) с подробными интимными пояснениями. Рафик Геворкян не щадил ни почившего в бозе дедушку Ленина, ни отца всех народов Иосифа Виссарионовича, ни прораба перестройки Михаила Сергеевича с супругой. Отдельной строкой проходила славная история ленинского комсомола, представителей которого Рафик перед лицом своих товарищей торжественно клялся душить, резать и долбить в заднепроходное отверстие. Лопоухий революционер также выражал надежду, что скоро эта ебучая власть накроется пиздой, и обещал всеми силами способствовать скорейшему достижению столь благородной цели. Для чего предлагался джентльменский набор эффективных средств: от удушения коммунистических младенцев пионерскими галстуками до обращения к президенту Соединённых Штатов – «штоб он один раз ёбнул к хуям собачьим по этой блядской стране нейтронной бомбой потому што ни хуя с нас, пидарасов, толку всё равно не будет!»
– Сильная вещь, – резюмировал начальник производства Зеньковский, конспективно ознакомившись с собранием сочинений Геворкяна. – Вообще-то на «пятнашку»12 тянет. Но нынче же кругом гуманисты. Слушай, поделись по-братски, у тебя ж этого барахла много. А то иногда дома, вечерком, так хочется приколоться после трудового дня… Красиво же, падлюка, излагает!
– Пошёл ты… – хмуро отрезал «хозяин»13 и залпом выплеснул в свою глотку содержимое стакана.
Что касается Рафика, нежданный подарок судьбы совершенно выбил его из колеи. Он ходил по зоне как мешком пришибленный и даже не реагировал на издёвки и подколки арестантов, сыпавшиеся на него как из рога изобилия. Кавказца словно подменили. Один только вид шариковой ручки или листа чистой бумаги вызывал в нём чувство омерзения.
Так продолжалось около двух месяцев – пока не грянули известные события 19 августа. После разгрома заговора коварных гэкачепистов и запрета коммунистической партии Рафик неожиданно воспрянул духом.
– А, ссуки, дождались! – злорадно смаковал он провал реваншистских замыслов «красной контрреволюции». – Наша взяла! Теперь-то вся правда наружу вылезет! Теперь-то справедливость восторжествует!
И вскоре соседи армянина по бараку могли наблюдать, как он сосредоточенно сочиняет очередную челобитную:
«Уважаемый Борис Николаевич,
Пятнашка – пятнадцать лет лишения свободы.
Хозяин – начальник колонии.
