Теперь у Михаила сидят.
Семён почувствовал, как сжалось сердце – это те «купцы», которых отправил нойон Аян в Болгарию. За Русь взялись. К чему? Неужели, правда, в войну втягивают?
Семён с грустью вспомнил умершего брата Мишку. Из-за его пленения занесло Семёна на край света – в Трапезунд. Там и познакомился с послом монголов нойоном Аяном. Тот вызвался помочь спасти брата, взял с собой в Рум. Монголы плели интриги против половцев, желали подбить султана сельджуков Кей-Кубада на новый поход в Крым. Аян помог выкупить Мишку из турецкого плена, а после неудачи посольства, организовал новую интригу – монголы отправили «торговый» караван в Болгарию, чтобы купцы, всё выведывая, миновав Венгрию, достигли русских земель, и там попытались разжечь войну с половцами. Семён расстался с монголами в Болгарии. Вот теперь они сюда добрались, до Чернигова. Неутомимы в своём алчном желании поработить чужие земли, посеять раздоры, себе на пользу…
–В Чернигов поеду, – сказал Семён.
Мстислав не удивился, знал, как близки посольские дела Семёну.
–Езжай. Когда?
–А что?
–На княжеский двор голубя отправим, чтобы тебя ждали. В посольских делах ты силён.
–Денёк отлежусь, и поеду. Что они хотят?
–Не знаю. Гонец из Чернигова передал одно – у Михаила татарские послы.
–На половцев будут звать. У них грызня с половцами который год, – сказал Семён.
–Бесполезно. Чернигов с половцами дружит. Хан Котян наш союзник, а вся мелочевка половецкая, ему в рот заглядывает. Тут они ничего не добьются.
–Как знать, –Семён чувствовал, что хитрым послам чего-то добиться удастся – насмотрелся он на них в Руме и Трапезунде: всё знают, всё примечают, ловко ткут липкую паутину ловушек даже для самых искушенных правителей.
–Михаилу какой резон слушать татар? Где они и где мы, и где половцы? Они у чёрта на куличках, а мы с половцами вот, – Мстислав потёр палец о палец. – Испокон веку трёмся друг о друга.
–Я просто хорошо знаю…
–Что знаешь?
–Знаю, на что они способны.
Микула от известия о выезде в Чернигов, пришёл в ярость, стал бешено орать и махать руками, заявляя, что он, пока не отлежится, не залечит морду, не отъестся, с места не сдвинется.
Семён переждал бурю, после чего велел купить лошадей – деньги ещё оставались.
Следующим утром выехали. Микула рысил, мотаясь в седле бренчащим мешком, изредка ныл: нет ему в жизни счастья, и всему виной Семён.
–То Петра Ослядюковича винил, теперь, оказывается, я виноват!
–Ясное дело! Уйду я от тебя. Толку нет в такой службе. Ни жрать, ни спать. Денег обещал дать, когда братана твоего довезём. Где?
–Не довезли же, – мрачно отозвался Семён.
–Это мне всё равно. Дружинники хоть корм получают, деньги на нужды. А я?
–Я тебе в Рязани давал.
–Ха. Что ты давал?
–Микула, на те деньги месяц жить можно, как
