пожал плечами и произнес:
– Отлично.
– Консуэлла ночью впала в редкую даже для нее бесноватость, – грустно доложил он. – Ее безумие заразно, особенно если ты не спал и явился под покровом ночи и пьянства. Тогда все, о чем она кричит, ты тоже начинаешь видеть. Сегодня я не с вами, одним словом… Хотя порой мне кажется, что это женский театр в отместку за мои загулы. Опять же – он чертовски реалистичен! – Испанец вздохнул, внутренний мир его был явно не под стать внешнему сейчас. – Пришлось обшить комнату Андреа специальным материалом, чтобы он мог спокойно спать. Хорошо, что это нечасто. Своего рода проверка на настоящую любовь…
– А любовь – настоящая? – остро ткнул я его в висок, видный моему взгляду.
– На этот вопрос я ответил давно и неоднократно, – уверенно отозвался Хорхе, – себе и не только себе.
– Почему же тогда Ракель? – прищурился я, покачиваясь на кованом скелете винтажного стула.
– Такой я. Все – разные. Мне просто скучно, наверное. Через других женщин я понимаю, что люблю только Консуэллу. Но убедиться иным способом не могу. Я несчастлив, ведя банальную семейную жизнь. – Ответов было много зараз. Похоже, Хорхе не раз пытался объяснить себе заявленный нюанс и не всегда делал это одинаково.
Я промолчал.
– Пока я усмирял мою любовь, разволновался и до утра почти не мог уснуть, – с болезненным взглядом поведал Хорхе. – А когда уснул, мне приснился страшный сон. Даже не страшный, скорее неприятный. Я видел людей, накрытых стаканом. Они не выглядели счастливыми. И не могли оттуда выбраться – никак.
– А я – людей, запертых в кристаллах, – изумленно вытаращился я на испанца. – Этой же ночью. Во сне я пытался положить в кофе сахар, потом увидел, что в каждом его кристалле заперта тьма народная. И происходило все в чудесном и демоническом одновременно «Hound club».
– То же самое со стаканом. Я не сразу понял, что это огромный стакан, а в нем куча народу. – Хорхе приспустил очки, мы подержались глазами. – Я пытался разглядеть их лица – и не мог. Страшнее всего найти себя там, за стеклом, разглядеть свое лицо. – Он сглотнул. – Не помню – нашел я его там или нет… А если бы нашел? Как бы я помог себе выбраться? Стакан большой, очень большой…
– Или в сахаре… – задумавшись о своем, отозвался я. – Тоже не помню. Но выбираться надо здесь, иногда это проще. Хотя во сне возможно все, надо только во сне же поверить в это и сделать. Это сложнее всего.
– Две сангрии, – подал знак испанец мелькнувшему рядом официанту. – Лучше кувшин. Красную, конечно. И меню, пожалуйста. Мне кажется, если реально там, реально тут, и наоборот… Сообщающиеся сосуды сознания и подсознания.
– Да, непросто понять, что тебе нужно, – попытался я поддержать Хорхе, сменив тему и уже начав скучать по его обычной зубастой улыбке.
– Понять, что тебе нужно, можно, лишь продравшись сквозь ворох того, что не нужно, – изрек испанец, спрятавшись в очки. – Часто на это уходят годы, здоровье и целые люди. –
