проходную. Кому звонить? И тут меня осеняет: Ленка – возмутительница тишины. У Самариных есть телефон… Это мне просто повезло, что какой-то местный руководящий деятель воспылал охотничьей страстью и ему потребовалась помощь Дмитрия Ивановича. «Деятеля» давно нет, а телефон остался. В этом великое преимущество механизмов перед должностными лицами: коль их поставили, они всегда на месте.
– Помнишь, ты обещала научить ездить на мотоцикле?
– Десять часов вечера – самое удобное время.
– Но ты должна меня выручить!
Через несколько минут Ленка лихо тормозит около газика. На ней белый марсианский шлем.
– Давай сяду за руль, – говорю я.
– Ты не умеешь.
– Посмотрим, чему нас учили в милиции.
– Не забудь: на нем катушечный акселератор. Приемистость! Стокилометровая скорость через одиннадцать секунд разгона. Да ты заправский мотоциклист!
– Это моя вторая профессия. Я серьезно, не смейся.
Черные рукоятки руля согреты Ленкиными ладонями.
Мы летим в ночь, неся перед собой узенький коридорчик света. Поднимаемся на сопки и спускаемся в распадки, словно в воду ныряем – холодный сырой воздух бьет в лицо. Километровые столбы возникают как белые привидения.
Здорово это – скорость! В пути у тебя всегда есть четкая и желанная цель. И все, что мучило недавно, становится простым и понятным. Изобретатель колеса был великим человеком…
Я чувствую затылком дыхание Ленки. Руки закоченели, и весь я закоченел, но мне удивительно хорошо. Вокзал выплывает, как каравелла времен Колумба. Это неуклюжее бревенчатое строение со множеством надстроек и переходов.
Кассирша меланхолично щелкает компостером.
– Как с билетами на тридцать второй?
– В августе всегда свободно…
– А в шестой вагон?
– Тем более. Это мягкий.
Странно, что Анданов взял мягкий вагон, когда были свободны купированные. Он не похож на человека, который с легким сердцем извлекает из кармана бумажник.
Глухо гудят рельсы, дальний свет паровоза шарит по сопкам. Вскоре платформу заливает сияние прожектора и фигуры людей становятся просто черными силуэтами. За палисадником я вижу Ленку. Лунно сияет ее шлем. Дурацкая песенка почему-то приходит на память: «И марсианочка с фотонною ракетою ко мне летит, летит…»
Проводник мягкого вагона на редкость словоохотлив. Он фонтанирует, как тюменская скважина. Вид милицейского удостоверения приводит его в восторг. Этот курносый увалень любит приключения.
Да, он помнит: такой высокий строгий пассажир, а жена его маленькая, и он поддерживал ее за руку, потому что она была больна. Да, это он на фотокарточке, факт. Наверно, научный работник. Почему? Ну, такой серьезный и ехал в мягком. Не остался ли пассажир на перроне? Нет, он ехал до конца. Билет у них был в третье купе, там ехал какой-то инженер, который пил много чая, просто даже подозрительно!
