знаю, – пробормотал Шабашников. – Наверно.
– В таком случае необходимо задержать вора. Мы осмотрим место происшествия…
– Да зачем? – замахал руками Шабашников. – Мелочь какая! Не надо, ни к чему, идите себе занимайтесь делом.
– Вы понимаете всю важность происшедшего? Украдено оружие. Оно может быть использовано похитителем.
– Нож – тоже мне оружие!..
– Все-таки!
Шабашников нехотя написал заявление в милицию. Привезли разыскную собаку. Проводника предупредили, как вести поиски. Вскоре овчарка, рыскавшая по двору, настороженно принюхиваясь, принялась разрывать лапами груду щебня, сваленного у сарая. Мы извлекли из-под щебня небольшой сверток. В обрывок полотенца, того самого, махрового, голубого, была завернута пачка денег. Десять четвертных.
– Это ваши деньги? – спросил Комаровский.
Шабашников побледнел. Руки его тряслись, и он никак не мог унять эту дрожь.
– Нет, не мои… Никогда их не видел в глаза!
– Откуда же они взялись?
Шабашников молчал. «Возможно, он действительно ничего не помнит, – подумал я. – Бывает ведь… Алкогольное помешательство. Это может пройти так же быстро, как и пришло».
Я был очень удивлен, когда Комаровский ограничился лишь тем, что попросил Шабашникова далеко не отлучаться. По дороге в отделение я сказал об этом капитану.
– За Шабашниковым мы посмотрим, – ответил Комаровский. – Но что-то мне не верится в его злодейство.
Я подумал: «не верится» – слабый аргумент против улик.
3
Николай Семенович слушает меня и делает записи в блокноте. Стакан чаю стынет на столе.
– Значит, улики достаточно веские? – спрашивает Эн Эс.
– По-моему, да.
– Позвони Комаровскому. Нужны данные о Шабашникове.
Дождь все идет. За окном крупные капли описывают траектории, словно падающие звезды. Город лежит внизу темной массой, как уснувшее животное. Шевелится, вздыхает. Окна домов плотно прикрыты ставнями… Первый августовский затяжной дождь.
– Ты как будто спокоен, Паша?
– Да ведь тупое дело, Николай Семенович. По пьянке. Омерзительно все это.
Я и впрямь не чувствую того следовательского азарта, который охватывает каждого милицейского работника, разгадывающего загадку сложного, запутанного преступления. Гнев, страсть – при чем здесь они? Это унылое лицо с дряблыми щеками, мутные с похмелья глаза… Какой он, в сущности, убийца? Нелепый случай, нелепая жестокость.
Надо аккуратно и точно довести это дело до конца. И баста! Он должен получить по заслугам.
– Так-так.
Эн Эс недоволен, это я хорошо чувствую.
– Не появилось ли у тебя ощущение, что ты уже все постиг, что твоя работа ставит тебя как бы над людьми, а? Со временем это может появиться – и нет ничего страшнее
