вне всякого сомнения, Шекспир, как сочинитель, должен был испытывать при этом особенную душевную горечь, поскольку никто из героев других его драматургических произведений не годился на роль оракула, вещавшего миру о надвинувшейся катастрофе; не желая уступать правде и логике событий, он, хотя, возможно, и с неохотой, поручал эту роль личности, уже разорванной во времени, раздробленной, лишённой устоев, готовой на любые посягательства на человеческое достоинство, – явному отщепенцу.
Снежным комом прирастала в обществах неудовлетворённость возникшей ситуацией. Удар этого кома был настолько мощным и имел такие гибельные результаты, что его было невозможно воспринимать как рядовое событие. Не мог он именоваться и всего лишь драматическим, поскольку выходил за рамки крупного локального происшествия. – В нём невозможно было не ощущать трагизма, такой формы воздействия обстоятельств на человека, при котором он, человек, представитель совокупной общности вида, не только бессилен противостоять им, но и не готов дать им своевременную точную и правильную оценку.
Вполне поэтому резонно возразить давним и нынешним отцам и охранителям основ и арсеналов художественной эстетики, по воле и странной неразборчивости которых «Гамлет», как жанр, перестали обозначать как трагедию и называют драмой, а часто и просто пьесой.
Это – именно трагедия, поскольку в ней присутствуют обвал и потери всеобщего масштаба и порядка; их симптомы давали себя знать в течение многих столетий и не могли воплотиться ни во что иное, кроме как то, во что они воплотились. Да, конечно, по сегодняшней мерке события давнего эпохального обвала не могут восприниматься трагедией в чистом виде. В отношении «Гамлета» этому поспособствовал сам его автор, сработавший произведение достаточно прозрачным и приемлемым для оценщиков времени покорения космоса и микромира.
Но ведь нельзя же не считаться и с тем, что он же, сам, учитывая ближние к нему временные рамки и силу человеческих заблуждений, сознательно обозначал жанр как трагедию. И мы ведь не посягаем же пока в своих неуместных новациях на многочисленные тексты произведений таких драматургов-великанов прошлого, какими были Эсхил, Софокл и другие, не переводим их трагедии в разряд обычных пьес.
В замене понятия видится не лучшее расположение к наследию Шекспира деятелей современной исследовательской школы. В ней легко угадывается то состояние отупелости и нерешительности, которое долгое время не позволяло иметь достойный академический взгляд на формирование и изменение новой духовности в периоды раннего Ренессанса, его расцвета и спада.
Под умолчание подпали многочисленные серьёзные негативные последствия, связанные с затуханием так ярко светившегося, преобразующего лучистого огня. Теперь – к сожалению, с большим опозданием – о них пришла пора говорить обстоятельно и без лукавства.
Что при этом следовало бы иметь в виду?
* * *
Колоссальные
