находящееся под патронажем НКВД.
Наум Исаакович не успел навестить мальчика, по выходу из тюрьмы, но по телефону голос Саши звучал весело:
– Товарищ Котов, рапортует суворовец Гурвич… – отчеканил мальчишка, – поздравляю вас с успешным выполнением задания партии и правительства… – Эйтингон понял, что парня тоже кормили фальшивками:
– Но сказать правды я ему не могу, даже когда мы встретимся… – он подавил желание закрыть глаза, – я не хочу рисковать детьми… – министр, раздраженно, повторил:
– Что вам еще надо? Занимайтесь служебными обязанностями, вы долго отсутствовали на рабочем месте… – Эйтингон сам удивился своей настойчивости:
– Мне нужен звонок… – упрямо сказал он. Берия повертел серебряную гильотинку, для сигар:
– Мне, то есть Советскому Союзу, нужна Ворона… – отрезал министр, – quid pro quo, как говорится. Когда доктор Кроу окажется в СССР, мы подумаем о звонке, и, может быть, даже о личной встрече вас и детей… – на Эйтингона повеяло запахом дорогого коньяка, английского лосьона, для бритья. Берия перегнулся через самолетный столик, полированного ореха:
– Помните, их жизнь зависит от вашего поведения… – Наум Исаакович помнил.
Загорелая до черноты, высокая, крепкая девчонка слонялась по комнате. Грязные, сбившиеся в колтун, золотистые волосы падали ниже талии. Изредка останавливаясь, Принцесса почесывалась. Склонив голову, девочка разглядывала темное стекло:
– Глаза у нее материнские. Она вообще, похожа на мать… – профессор Кардозо, разумеется, понятия не имел, кого ему привезли на полигон, для эксперимента по развитию языка, у детей:
– Тогда это был язык… – Эйтингон отпил кофе, – потом Берия велел перевести мероприятие на военные рельсы. Проверка возможностей организма, в экстремальных условиях… – за два года девочка еще больше вытянулась:
– Отец у нее, наверное, был высокий. Впрочем, и мать не маленькая. Пойди еще, пойми, кто ее отец…
Отцом Принцессы мог быть один из десятка литовских бандитов, застреленных на глухом хуторе, весной сорок девятого года. Годовалую девочку, не тронутую пулями, нашли под изрешеченным автоматными очередями трупом матери. Эйтингон сразу понял, кто перед ним:
– Мы искали ее, после побега мерзавцев, с Каунасского аэродрома, но она как сквозь землю провалилась. Теперь ясно, что она ушла в леса, к дружкам, присоединилась к банде… – выстрел матери Принцессы оставил Науму Исааковичу шрам, на левом боку.
Дочь фальшивой Ядвиги Алехнович, вернее, Калиновской, уставилась на стекло в стене. Девочка никак не могла его видеть, но Наум Исаакович чувствовал себя неуютно:
– Мы не знаем, как ее зовут, и никогда не узнаем. В год она еще не говорила, а теперь и не заговорит… – группа пользовалась звуками и знаками, но никто не мог в них разобраться:
– Мы
