Хотя, ей-богу, надеть вам совсем нечего.
– Об этом я могу не беспокоиться. Мне впору платья Берил, она всегда была щедра и позволяла носить все, что мне нравилось, даже костюмы для верховой езды. – Торилья на мгновение задумалась и вдруг спросила: – Ой, Эбби, как ты думаешь, мне позволят поездить на лошадях дяди Гектора? Вот бы вновь очутиться на спине чудесного животного!
– Не сомневаюсь, что ваш дядя предоставит вам своих лошадей, как прежде, когда вы были ребенком.
– Больше всего мне не хватало здесь доброй лошадки, – вздохнула Торилья.
– Мне не хватало куда больше всяких разностей, – возразила Эбби, – да и вам тоже, мисс Торилья. Не надо обманывать себя.
И Эбби принялась развязывать тесемки коричневого голландского фартука, предназначенного для готовки; он прикрывал второй, ослепительно-белый, который она носила поверх серого платья.
– Я немедленно начинаю собирать ваши вещи!
– Нет, Эбби, подожди, подожди! – остановила ее Торилья. – Я должна спросить папу. Он может не захотеть, чтобы я возвращалась… домой. – Она немного поколебалась и добавила извиняющимся голосом: – Фернфорд был для меня домом семнадцать лет… пока была жива мама…
– Именно, мисс Торилья. Там и есть ваш дом! – убеждала ее Эбби. – И вам нечего делать в этом грязном местечке!
Торилья улыбнулась. Эбби твердила это, наверное, в тысячный раз.
– Ты знаешь, что оно значит для папы, – тихо сказала Торилья.
Внезапно хлопнула входная дверь.
– А вот и он! – воскликнула девушка. – Поспеши с обедом, Эбби, а то, сама знаешь, он убежит по делам, забыв о еде. Пойду поговорю с ним.
Торилья повернулась и выбежала из кухни в узкий мрачный коридор, выходивший в несколько претенциозный холл.
Там спиной к двери стоял преподобный Огастес Клиффорд, викарий Барроуфилда.
Это был статный, обаятельный мужчина, но выглядел он значительно старше своих лет. Его белая как лунь голова и лицо, изборожденное глубокими морщинами, говорили о нелегкой жизни, требующей огромного напряжения сил.
С печатью грусти на челе он опустил на кресло шляпу священнослужителя, однако, завидев приближающуюся к нему Торилью, нежно улыбнулся.
– Ну вот я и вернулся, Торилья! – воскликнул он. – И как раз в назначенное время.
– Как хорошо, папа! Обед уже готов, – обрадовалась Торилья. – Было бы обидно, если б из-за твоего опоздания погибла прекрасная баранья нога, которую прислал нам фермер Шиптон.
– Да, конечно, я не забыл, – сказал викарий, – но если она велика, нам следует поделиться…
– Нет, папа! – заявила Торилья тоном, не терпящим возражений. – Делиться нечем. Иди скорее в столовую, мне нужно кое-что сказать тебе.
Викарий вошел вслед за дочерью в темноватую комнатку, где в отличие от гостиной окна выходили на фасад дома и смотрели на север.
Здесь стояла вполне приличная мебель, которую они привезли
