больше после того вечера ни историю с Соней, ни детский стишок про Шаю-Ваю он не вспоминал. Лордиз же еще какое-то время волновали эти воспоминания, но потом ей все же удалось запереть их в том чулане, из которого под воздействием травки извлекла теперь. И что теперь со всем этим багажом было делать, она не представляла.
Так сидела она, забравшись в кресло с ногами, курила, вспоминала давнюю историю с Соней, и разные другие истории вспоминала. А потом подумала, что, пожалуй, никогда не знала Фила по-настоящему, наблюдая и любуясь тем образом, который он сам создавал для всех и для нее в том числе. Настоящего Фила она не знала, да и не хотела, видимо, знать, сочинив Фила другого, своего, которого любила и от которого хотела рожать детей. Теперь уже поздно, поздно узнавать… Или нет?
Словом, было над чем задуматься девушке с татуировками.
Она и думала.
А когда голубой туман в голове слегка рассеялся, она придумала, что неплохо было бы встретиться со свидетелем. Ну, с тем, который якобы видел, как Фил сиганул с моста. Интересно, во сколько это было… Да и что он, свидетель, сам там делал? Подумав еще немного, она достала из кармана куртки карточку и набрала номер. «Вообще-то, это не положено… – ответил высокий полицейский, – Но думаю, что большого нарушения в этом нет. Записывайте…»
* * *
Лордиз набрала полученный у полицейского номер свидетеля. Точней – свидетельницы. Тому, что очевидцем происшествия стала женщина, она как-то даже не удивилась. Наоборот, подумала, что иначе и быть не могло. Фил вел дела с мужчинами, это да, но вся его жизнь каким-то странным образом – да и странным ли? – увивалась и устраивалась вокруг женщин. Фил сам, конечно, об этой грани своего таланта молчал, но, сколько историй ей поведали другие! Лордиз вдруг осознала, что всегда была одной из многих, пусть и находилась по отношению к другим в привилегированном положении, была на полкорпуса впереди всех, поскольку жила с ним вместе, и что ее желание стать единственной для Фила было слишком амбициозным и вряд ли выполнимым. Но это был голос разума. Рацио. Чувства ее не высказывались вслух, но очевидно, что были настроены иначе.
Свидетельницу звали Майя Ангелос.
– Приезжайте, – сказала та бесцветным голосом, как мог бы прозвучать, наверное, автоответчик, если бы формулировал фразы самостоятельно. – Я дома. Адрес у вас есть?
– Есть, я узнала в полиции.
– Хорошо, я вас жду.
«Странно, – подумалось Лордиз. – ни удивления, ни раздражения, ни других эмоций. Словно все так и должно быть».
Солнце приближалось к полудню, когда она оседлала свой байк. Тихий, наполненный первым теплом, прошиваемый пробными трелями вновь задумавшихся о потомстве птиц, прозрачный и трогательный в своей весенней подлинности день предполагал другие заботы и вел с населением неспешный разговор совсем на другие темы, чем те, что волновали Лордиз. Но что уж тут поделаешь,
