к стене и, сжав ворот халата в кулаке, холодном, как пустота, лишь прошептала: «Этого не может быть, не может быть…»
Воспользовавшись временно посетившей ее неспособностью к сопротивлению, полицейские быстро просочились в квартиру и быстро же сделали свое дело: все осмотрели, всюду сунули свои носы, но, видимо, ничего нужного им не нашли. Лордиз молча взирала на их суету, видела и не видела ничего, а в голове, как на заезженном виниле, с шипением воспроизводилась одна и та же фраза: не может быть… чок!.. не может быть… чок!.. не может… Она ничего не понимала, она отказывалась что-либо понимать. Потому что главное понимание свалилось на нее нежданно-негаданно, когда его никто о том не просил, свалилось вместе с утренним стуком полицейских в ее дверь, в ее сон, в ее жизнь. И понимание это заключалось в том, что вся ее жизнь и судьба были завязаны на Фила, ориентировались на него и от него зависели. И если все окажется действительно так, как представляется, а не дурацкой сатанинской шуткой, плохи тогда ее дела. Тогда она – что лисица, с которой заживо содрали шкурку: шевелиться еще как-то можно, а вот жить дальше как? Как жить? Что дальше? Она уже чувствовала себя лисицей, с которой содрали шкурку. Еще подумала, что Филу все это, в смысле – полицейские в доме, – не понравилось бы.
– Хорошо, мем, – вернул Лордиз к ее проблемам на грешной земле высокий полицейский, – мы здесь закончили. Еще пару вопросов, мем.
– Валяйте ваши вопросы, – вяло согласилась она. – Ведь вы их все равно зададите, верно?
– Это точно, мем. – осклабился высокий. – Итак, каковы ваши отношения с Филиппом Бальцано?
«Каковы наши отношения!» Ну, как ему объяснить, придурку, какими словами, если за каждым будет сквозить тот сальный смысл, которого в действительности никогда не было? Во всяком случае, с ее стороны.
– Мы вместе живем.
– Сожительствуете?
– Муж и жена сожительствуют?
– Вы состоите в законном браке?
– В законном – нет.
– Значит – сожительствуете.
– Мне больше нравится выражение: состоять в гражданском браке.
– И давно вы «состоите»?
– Последние несколько лет. Года три-четыре.
– О, приличный срок. И как складывались ваши отношения?
– Нормально. Во всяком случае, ничего такого, что заставило бы его прыгнуть с моста, не было. Да и вообще, прыгнуть с моста – эта история не про него.
– Почему вы так думаете?
– Его легче убить, чем сломить. Да и не было ничего, никаких неприятностей, никаких предпосылок. Ничего. Все, как всегда, совершенно нормально. Нет, не верю я в его прыжок.
– Вам видней, мем. Но, однако же, факты… Чем вы, кстати, сами занимаетесь?
– Я певица, – ответила Лордиз, почувствовав внезапную, до спазма в груди, гордость от сказанного. – Фил продюссирует группу, в которой я пою.
– И как называется группа? Может, я знаю?
