и с залива задувал нахрапистый беспардонный ветер. Публика в клубе вовсю согревалась спиртным – единственным доступным для большинства способом. Немногочисленные счастливчики льнули к камину в углу главного зала, и всем им вместе старались помочь повысить градус внутриклубной атмосферы активно работавшие на небольшой сцене музыканты. Выступление развивалось, как надо, зрители принимали артистов благосклонно, многие приплясывали и хором подхватывали припев. И это становилось уже привычным для их выступлений.
После первого отделения Лордиз пробиралась за Филом через зал к столику в углу, за которым они обычно подкреплялись и отдыхали перед тем, как продолжить работу. Неожиданно, где-то на полпути, практически в центре зала Фил остановился. Лордиз не соблюдала дистанцию, не сориентировалась вовремя и уткнулась ему носом в спину. Выглянув из-за него, она увидела и тотчас узнала причину его внеплановой остановки.
За отдельным столиком, развалившись сразу на двух сдвинутых вместе стульях, в накинутом на плечи темно зеленом шерстяном пальто с пелеринкой сидел один из лучших теноров всех времен и народов Александр Драгский, по прозвищу Драга. Под пальто его дородное тело свободно обтекала вранглеровская рубашка из темного денима, используемая им в качестве артистического блузона. Александр возлежал на стульях, как на диване, широко расставив ноги в блестящих коричневых брогах и уютно сложив руки под животом. Подошвы туфель сияли девственной чистотой, удостоверяя, что их хозяин не ходил пешком по мокрым и грязным улицам. Брюки на нем были неопределенного цвета, темные, шерстяные. Его зеленый, в тон пальто, картуз с коротким тупым козырьком тульей кверху возлежал еще на одном, отдельном стуле.
– Александр Борисович, какая честь, – начал вдруг оправдываться Фил. – Простите, мы не знали, никто не предупредил…
– Да ладно, ерунда все это, – махнул рукой Драгский. И запустил руку по кругу: – Присаживайтесь!
Поскольку Фил занял единственный оставшийся свободный стул, Лордиз присела на тот, где почивал картуз маэстро, который пришлось взять на руки. Она держала головной убор, словно его хозяина самого, испытывая смешанное чувство волнения и стеснения, гордости и желания убежать.
– Вот-вот, молодец, – благословил ее Александр. – Теперь все будут знать, что ты нянчила на руках кепку Драги. Да ты не смущайся, все нормально. Так карьеры и делаются.
Его породистая голова сидела на туловище, как у Хоттея, но, в отличие от китайца, он не был лыс. Роскошные волнистые с проседью длинные волосы были зачесаны назад, за уши, выбивающуюся прядку он постоянно подхватывал рукой, отправляя на место. Казавшиеся узкими за толстыми стеклами очков глаза искрились добродушием, хитростью и весельем, что, очевидно, было верно лишь отчасти. Всем, и не только в мире шоу-бизнеса, было известно,
