в десять-двадцать раз более низкий, чем наш собственный, а их ожидаемая продолжительность жизни вдвое меньше, чем у среднего американца.
Их поражают иррациональные противоречия нашей системы. В то время как миллионы наших соотечественников и сотни миллионов людей за границей не имеют достаточного пропитания, мы ограничиваем сельскохозяйственное производство и к тому же тратим сотни миллионов каждый год на хранение излишков. Мы обладаем изобилием, но не имеем радости жизни. Мы более богаты, но менее свободны. Мы больше потребляем, но мы – пустышки. У нас все больше атомного оружия, но мы все более беззащитны. Мы более образованы, но все меньше способны на критические суждения и убеждения. У нас процветает религия, но мы все больше становимся материалистами. Мы говорим об американских традициях, являющихся духовными традициями радикального гуманизма, но мы обвиняем в «антиамериканизме» тех, кто хочет применять эти традиции в современном обществе.
Однако даже если мы утешаем себя, как это делают многие, тем, что лишь несколько поколений отделяют Запад, а в будущем и весь мир от экономического изобилия, остается вопрос: что станет с человеком и куда он пойдет, если мы продолжим двигаться по дороге, избранной нашей индустриальной системой?
Чтобы понять, как те элементы, благодаря которым наша система преуспела в разрешении некоторых экономических проблем, ведут ко все возрастающей неспособности разрешать человеческие проблемы, необходимо изучить особенности, характеризующие капитализм XX столетия.
Концентрация капитала ведет к формированию гигантских предприятий, управляемых иерархически организованными бюрократиями. Огромные массы рабочих трудятся совместно, будучи частью необъятной производственной машины, которая, чтобы работать вообще, должна работать гладко, без трения, без перерывов. Промышленный рабочий и клерк становятся винтиками этой машины, их функции и действия определяются всей структурой организации, в которой они трудятся. На больших предприятиях легальное владение средствами производства отделено от управления и потеряло важность. Большие производства управляются бюрократическим руководством, которое формально им не владеет, но владеет социально. Эти управленцы не обладают качествами прежних собственников – личной инициативой, смелостью, готовностью рисковать; им свойственны качества бюрократа: отсутствие индивидуальности, безличность, осторожность, отсутствие воображения. Они управляют людьми и предметами и обращаются с людьми, как с предметами. Управленческий класс, хотя и не владеет предприятием легально, фактически его контролирует; он на самом деле не несет ответственности ни перед акционерами, ни перед работниками. На практике наиболее важные отрасли производства находятся в руках больших корпораций, которые управляются своими высшими служащими. Огромные корпорации, контролирующие экономику и в значительной степени политику страны, осуществляют нечто прямо
