а проводила с ними опыты. Настоящий ужас – это не когда тебе страшно, а когда у тебя нет выбора.
– Знаешь, что наш город существует только благодаря Уайт-Ривер? – сказала Дейзи, обернувшись ко мне. – Когда Индиана стала штатом, люди начали спорить, где будет столица. Ясное дело, основать ее нужно где-то посередине. И вот эти ребята смотрят на карту и видят, что прямо по центру есть река, и они такие – бах! – вот же отличное место для столицы, потому что идет тысяча восемьсот девятнадцатый год и серьезному городу необходима вода для судоходства и всего прочего.
Значит, они объявляют: мы построим новый город! На реке! И назовем его по-умному – Индиана-полис! И только потом они замечают, что Уайт-Ривер глубиной по щиколотку и здесь даже на каяке не проплывешь, не то что на пароходе. Некоторое время Индианаполис считался крупнейшим в мире городом на несудоходной реке.
– Откуда ты это знаешь? – спросила я.
– Папа историей увлекается. – И тут у нее зазвонил телефон. – Ну вот, я его призвала! – Она взяла трубку. – Привет, папочка… Угу, да, конечно… Нет, он не против… Отлично, вернусь к шести.
Дейзи спрятала телефон в карман и повернулась ко мне, щуря глаза от солнца.
– Он спросил, могу ли я посидеть с Еленой, потому что мама задержится. И не пришлось врать, почему я не на работе. И отец теперь думает, что я забочусь о сестричке. Холмси, все просто отлично выходит. Наша судьба проясняется. Скоро попадем в американскую мечту, то есть наживемся на чужом несчастье.
Вокруг было так тихо, что мой смех получился оглушительным. С поваленного дерева шлепнулась в воду испуганная черепаха. Здесь их полно.
Река повернула, мы проплыли мимо островка, образованного миллионами белых голышей. Там, на старой выцветшей шине, стояла голубая цапля. Она увидела нас, расправила крылья и взлетела, напоминая больше птеродактиля, чем птицу. Между островком и восточным берегом шел узкий канал, и мы плыли под сикоморами, которые вытянулись над водой, стараясь получить больше солнечного света.
Листья были еще зелеными, лишь кое-где в них появились розовые штрихи – первые намеки на осень. Нам попалось мертвое дерево, и я посмотрела вверх, на голые ветви, что пересекались, разделяя безоблачное небо на множество голубых многоугольников.
В багажнике Гарольда, рядом с запасным колесом, я до сих пор храню папин телефон. В нем остались тонны фотографий с такими же ветками без листьев. Мне всегда хотелось понять, что он видел в этом – разбитом на фрагменты – небе.
Так или иначе, день был отличный – солнце заливало нас теплыми лучами. Я больше люблю сидеть дома и мало когда могу оценить погоду, но в Индианаполисе за год выпадает всего десяток по-настоящему красивых дней. Вот таких, как этот. Река поворачивала на запад, и мне почти не приходилось работать веслом. Вода искрилась на солнце. Мы спугнули пару каролинских уток, и они поднялись в воздух, отчаянно хлопая крыльями.
Наконец мы достигли кусочка суши, который в детстве называли Пиратским островом. В отличие от пляжа
