мой руки, творец без памперса.
Ступни еще гудят, словно взвешивают: «А не вспухнуть ли нам парой свежих мозолей?» Другой способ подтолкнуть хозяина к смене обуви на более удобную им недоступен. Воображение у ступней убого, придавлено. Затоптанное, словом, воображение. Я знаю, что они не всерьез, просто пугают. Кому охота самим себе болячку «наколдовать»? Пусть и аукнется она, в конечном итоге, мне всему, целиком. Хотя и то сказать – ступни… Они на любую глупость способны, слишком удалены от головы. Особенно в моем случае. Я о росте. Сто девяносто и еще один.
«И не думайте!» – предостерегаю на всякий случай.
Гул-зуд будто тумблером выключает. Мне не надо угадывать, кому именно я обязан такой роскошью. На этот раз я не буду капризничать по поводу подслушивания и подглядывания за моими мыслями. При том, что именно сегодня исключительный, запрещенный для ментальных вторжений в мою жизнь день. Не помню, чтобы хоть раз уговор сработал, даже попыток соблюсти его известной стороной не припоминаю. Ну, хоть разговариваем в этот день больше вслух, по внешней, так сказать, линии. Потому что рядом. И на том спасибо. С ногами вовремя послабление вышло… Как тут обиды дурацкие предъявлять? Глупо. Какой же я все-таки приспособленец.
«Эк, я себя хлёстко, а ты молчишь. Ноги, надо полагать, само по себе отпустило? Я так должен думать? Хорошо, уже думаю. Наверное, и в самом деле случаются такие совпадения. Всё равно спасибо».
«Конечно, бывают совпадения, как без них. Полотенце свежее справа. Крем для рук возьми, отлично впитывается, и без запаха, как ты любишь».
– Господи, как же у тебя хорошо, – мурлычу, вновь устраиваясь напротив хозяйки жилища за кухонным столом.
Ноги у меня длинные, я подбираю их поглубже под стул, чтобы не мешать маме. Заодно выпрямляю спину, не дожидаясь привычного: «Не сутулься, пожалуйста, Ванечка». По той же причине: «Ну, что ты угрюмый такой?» – распускаю складки над переносицей и слегка растягиваю губы, рассчитывая получить в результате милую полуулыбку. Трогательно – вот как должна выглядеть эта гримаска. Впрочем, главное, чтобы не бýкой, как привык.
Увы, задуманное и исполненное в моей жизни не сильно дружат. Иногда они даже не знакомы. По этой причине на результат я особо не уповаю. Подозреваю, что выгляжу курьезно – эдакий погрязший во второгодничестве школяр-переросток на разборе полетов в директорском кабинете. Подтянутый, с уважительно выпрямленной спиной, однако в то же время скрытно-нагловатый. Точно знает, стервец, что на улицу с позором его не выставят. Нет такого закона, чтобы вышвыривать олухов недоучками. Да и привык уже к выволочкам.
Мама следит за моими стараниями оценивающе: чуть насмешливо глаза прищурила, губы сложила трубочкой. Дядя Гоша очень смешно ее такую копирует. При всех глобальных, можно сказать, с мамой различиях, у него выходит похоже. Наверное, правильно уловил настроение. Хотя Дядя Гоша и правильность, пусть даже в таких пустяках, как передразнивание, видятся весьма эксцентричной парочкой.
Мне
