Лерка, каких сил мне стоило порвать эту внебрачную связь, которая толком-то и не началась. А если бы по течению поплыли? Представить страшно, куда заплыли бы. – Алла закрыла наконец глаза, дыхание её усмирилось.
– А что ты Никифоровне сказала? – с тревогой спросила Лера и нахмурила брови.
– Да уж, умеешь ты в корень, – блеснула зубами Алла. – Я на порог бесшумно ступаю, а тут – моя свекровь, губы перекошены, валидол сосёт. «Так тревожно за тебя, деточка, – говорит, – Понимаю разумом, что ты к Косте поехала, а сердце знай себе своё твердит…» Я рукой махнула – и спать, устала, мол. А та за мной в спальню и носом водит, хитрющая баба.
– Алл, ну ты зря. Зря. Тебе со свекровью повезло. Не вредная она. Тебе как дочери помогает, с первых дней. Она и в поликлинику свою дорогу забыла, только в детскую твоих принцесс водит. То ванны, то массаж… Славная она, как и Костя. – Лера опустила глаза. Казалось, она ждёт, когда же на её голову прольётся гнев любимой подруги. Но Алла и бровью не повела.
– Я не дочь ей – и точка. Ты не сбивай меня с темы. – Подбородок Аллы удлинился, глаза смотрели теперь будто в другой мир. – А тут и сам нарисовался. В коридоре кряхтит, шнурки развязывает. Никифоровна чуть валидолом не подавилась. И я не ждала. Думаю, будь что будет, хочет трепаться с девками – пусть, нельзя человека неволить, а я – пас. Не могу от мужа гулять, только уйти, и навсегда. Пиджак сбросил и на колени упал. Молчит. Голову опустил – глаз не видно. А мать его – уши заткнуть хотелось – как заревёт и прощенья у меня просит его словами, тот головой кивает в такт только. Жесть.
– А ты? – вскочила Лера
– Интересно? – съязвила Алла. – А его не упрекнула. Знаю – моя взяла, завтра же дрыщ обходной подпишет.
– Вот как я тебя уважаю, – с удовольствием произнесла Лера. – Папа всегда говорил, что ты мудра.
– Николай Николаевич преувеличил. Если бы я была мудра, то этой истории не было бы вообще. Дрыщ – что? Ничего, внешний фактор! Когда внутри был бы монолит, отскочил бы этот сосунок от нас, как шарик для пинг-понга, и затерялся в вечности, вернее, в аду. В себе надо вину искать. Вот! Теперь помудрела, работать стану на опережение.
V
Дома, как хорошо дома. Стены напитались родительской любовью и сквозь годы даже при отключённом отоплении греют Леру. Светильник на стене прихожей, и тот превращает с радостью напряжение в уют. На кухне из заварочного чайника льётся запах мяты. Лера вдыхает и закрывает глаза – вот и рай. Сыночек тоже в раю – лежит на горячем песке и дышит морем. Скучает… Лера бросила взгляд на часы – приближается время, когда сынок позвонит. Она схватила со сковороды ломоть поджаренного хлеба и умчалась в ванную. Она хрустит масляным сухарём, и мелкими камешками катятся жареные крошки к босым ногам и колют беззащитные ступни. Вот Лера взбивает мыльную пену, как госпожа Метелица снежную перину, и вода обняла молодую хозяйку квартиры и шепчет на ушко: «Стань русалкой…» Та улыбается и, выходя
