по раздевалке, и заплакала. Верх платья – открытый, кожа в подмышках ложится складками, как у старухи, на обтягивающий кант, а молния царапает кожу на позвоночнике. Юбка из кружев, похожая на надувной мяч, неимоверно расширяет зад. Никогда в таком виде Даша не покажется на людях. Засмеют: невеста – жирная, жених – маленький.
Не бывать этому! Тут же богатый принц превратился в разведённого мужчину с алиментами, лысеющего и бездомного. Разве о таком мечтала книжная Золушка?
В итоге разведённый мужчина набирался виски, развалившись на кожаном диване директорского кабинета, и бормотал между глотками: «За что?.. Как она посмела?.. Засажу…»
– Я и не знал, что ты такой коварный. «Засажу». Не рой яму, как говорится. – Валерий от изумления выпил сам, нарушив свой новый девиз «алкоголя меньше, а ещё меньше – ещё лучше». Он наморщил лоб и, придав лицу политическую серьёзность, проговорил: – Дважды горе-любовник. Да. Молодая очень, чувства противоречивые, переходный возраст. Ты слишком торопил её, подгонял. Испугалась девчонка. Ей повзрослеть надо. А ты подожди. Пару месяцев. И всё будет по-прежнему. Повезёшь её в Таиланд. – Янович сел рядом с другом и, прихлёбывая виски из своей кофейной чашки, объёмом миллилитров на триста, продолжил: – Санёк, бабы сами умоляют. И она должна. Вспомни Ларку Рабинович. Как ты с ней – «на место». А всё потому, что ты от дома оторвался. Самый идиотский твой финт. – Валерий выпил ещё немного, чтобы заглушить неприятную давящую боль, которая просыпалась в левой стороне груди. Это его опять потянуло в Сосновку. Солнечное озеро. Старый сад в яблонях. Шторка белая, как облако, едва колышется в распахнутом окне профессорского дома… – Выпей ещё, – сказал Янович, разливая снадобье по чашкам. – Выпей. Сегодня поедем ко мне. На Ипатове. Все в отъезде. Дома только жена.
Спасая друга и себя самого от боли, мог ли он предположить, что заманивает Гацко в роковую западню?
ГЛАВА 5
I
Последний май восьмидесятых. Сезон отпусков открыт. Ещё какой-то месяц – и академия опустеет, а кто не уйдёт на каникулы, впадёт в летнюю спячку. Оживление останется только в курилке, хотя и ряды дымопускателей тоже поредеют. Рабочего энтузиазма хватит лишь на перекладывание папок. Поэтому май – самая горячая пора года: все защиты и процентовки, конференции и заседания громоздятся в плане мероприятий, на листе бумаге втискиваясь в уже заполненные ячейки.
Профессор Дятловский торопится. Теряя здоровье, он втиснул между расширенным заседанием учёного совета и вереницей защит пяти кандидатских выступление новатора физики и своего нового друга. Актовый зал уже переполнен сотрудниками двух академических институтов, а известный физик, на вид юноша с лицом старика, сидит уже в первом ряду и теребит уголок листка своего отпечатанного доклада.
Люди теснятся на жёстких стульях так, что их плечи прирастают к соседским. Те, кому не хватило мест, приладились вдоль вечно
